он резко, дёрнув за ручку светлой деревянной двери на втором этаже, и его щёки раздвинула по-мальчишечьи заискивающая и широкая улыбка. В тусклом жёлтом свете подъездной лампочки он выглядел лет на семнадцать – худой брюнет с вытянутым прыщавым лицом, выразительным длинным носом и оттопыренной пухлой нижней губой.
– Спасибо, – девушка просияла, умиляясь не выветренному подростковому максимализму и радуясь собственному обаянию. – Слышал? – Хихикнула она уже в телефон, пройдя один лестничный пролёт.
– Что?
– Сказали, что у меня улыбка, как у принцессы.
На другом конце разговора послышалось цыканье и хмурое молчание.
– Алло, меня слышно, приём?
– Да, я тут.
– Так что там с баками? – Александра подкинула в руке брякнувшие ключи. – Думаешь, надо проинспектировать?
– Там были воздушные шары, – донёсся сухой ответ. – Чем сегодня планируешь заняться?
«Ну вот, забрался в панцирь», – девушка скорчила гримасу, ничуть не расстроившись из-за незавершённой темы про какую-то мусоросборочную площадку. Довольная поднимаясь по ступеням, ставила ноги на носок и чуть пританцовывала: «Знать, что ты красивая – это одно, а быть красивой женщиной, в чём убедился ещё один мужчина – это весомый повод улыбнуться».
– Продолжу разбирать коробки и пакеты, немного осталось. А ты?
– Приготовлю поесть на два дня. Думаю гречку отварить, мясо и суп харчо, а потом, поеду к другу, надо помочь собрать шкаф.
– Готовишь. Здорово. А едешь к Тимофею? Привет ему, пусть мы никогда не виделись, но он подозрительно много знает обо мне, – она понизила голос и тихо посмеялась. – Слушай, я уже поднялась на свой этаж, собака может от радости начать гавкать, а вечер поздний. Да и надо переодеться с улицы, так что спишемся чуть позже.
Хотелось смыть под горячим душем утомительный день и выпить горячего травяного чая с горьковатым и жгучим имбирём.
– Ладно, хотя вряд ли у меня потом получится поговорить. Только если завтра, – завершил разговор Алексей.
Помимо новых впечатлений от работы, этот жизненный период войдёт в воспоминания Александры Юрасовой запахом скотча, пыльными коробками, скрипящими при открытии картоном о картон, отчего тело волной накрывают мурашки. Все события закреплялись в памяти вкусом какой-то еды или напитка, но не в этот раз. Спустя долгое время, припоминая эту затянувшуюся, чуть больше года, весну, она почувствует поднимающиеся со дна памяти эмоции, першение в горле, гудящие как электрические провода над полем натянутые нервы, обжигающее в душе пламя, но ни вкуса новых блюд, ни кислинки фруктов не отыщет, а только сладковато-терпкий аромат вермута летом и шампанского осенью, к которым больше никогда в жизни не притронется. Но это случится потом, тогда же, мартовским вечером, в воздухе распространялся химический запах клейкой ленты, а пальцы запоминали скольжение шершавой, затянутой в узел, бечёвки, которую она разрезала, раскрывая пакеты и коробки с вещами.
Зато отчётливо вспоминались первые дни в