слова толкнули в спину не хуже подзатыльника и, не вполне отдавая отчёт поступкам, Андрей подошёл к дверям, откинул в сторону занавеску и зашёл внутрь.
«Баба-Яга» сидела за столом, перебирая свежесобранные травы. Седая коса, переброшенная через плечо, покоилась на груди, обтянутой весёленьким платьем в мелкий цветочек. Совершенно ничем эта старая женщина не походила ни на одну из пожилых обитательниц Талок – слишком прямая осанка, чересчур длинные волосы, очень яркий, для старухи, наряд. Услышав шаги, она оторвалась от работы и улыбнулась застывшему в проёме Андрею:
– Здрав будь, Андрейка. Ты всё-таки пришёл. Я рада.
Это заявление удивило его – склонив голову набок, Андрей пытливо посмотрел на собеседницу. Больше всего в её облике поражали удивительно яркие и искрящиеся жизнью глаза. Именно они, вкупе с правильными чертами лица и фигурой, делали женщину похожей на добрую волшебницу, а никак не на злую колдунью.
– Так ты… знала, что я приду?
И как он, будучи болезненно застенчивым ребёнком, решился не просто заговорить с незнакомой пугающей всех старухой, но ещё и обратиться к ней на «ты»? Андрей до сих пор не находил этому объяснения. Но в тот момент «ты» показалось тёплым и сближающим, а потому самым правильным словом. Кузнецова глянула с ласковой и весёлой улыбкой, отложила травы и разгладила на груди цветастую ткань:
– Как видишь, даже принарядилась в твою честь. И пирог испекла.
– Малиновый? – по-собачьи понюхав воздух, заинтересовался Андрей. – Вкусно пахнет! И платье у тебя красивое.
Последние слова хозяйки он счёл приглашением – с детской непосредственностью зашёл в комнату и устроился на лавке, в ожидании пирога поглаживая ладонью деревянный, выскобленный до желта и нагретый солнцем стол. От такой святой простоты старуха запрокинула голову и рассмеялась, но в смехе её, пусть и хрипловатом, не прозвучало ни насмешки, ни поддразнивания. Поэтому Андрей не обиделся и зачарованно наблюдал, как женщина прижимает ладони к щекам и отбрасывает за спину белоснежную косу.
– И ты красивая, хоть и старая, – добавил он, дождавшись, пока та замолчит. – А почему все говорят, что ты ведьма? Ты же, наверное, добрая волшебница, да?
Эти слова собеседнице совсем не понравились – нахмурившись, та строго ответила:
– Ведьма я, ведьма. Злая и проклятая. Не сомневайся, правду родители говорят.
Андрей не поверил, но спорить не стал. Он уже тогда уяснил: если взрослые надумали врать, нет смысла с ними спорить. Даже если к стенке их припрёшь, не признаются.
Потом он ел вкуснющий пирог, а старуха делилась историей, подозрительно похожую на страшную сказку. Особо в подробности не вдавалась, говорила коротко: дескать, обидели её когда-то очень сильно. Настолько, что не хватило силы снести обиду – отомстила, убила… И так жестоко, что прокляла сама себя.
Слушая исповедь, Андрей умял два огромных куска пирога и принялся за третий. Кузнецова улыбнулась, заметив это, но потом резко посмурнела:
– Понимаю я,