и ушли. Потом доктор Дювалье поставил нам учебный фильм, приготовленный специально для этого дня.
Они предусмотрели нашу реакцию. Такую реакцию. О других вариантах тоже позаботились. Это для нас всё было «в первый раз», а для них…
Фильм был про матричное клонирование. Но на уроке по истории медицины такого не рассказывали. Картина была посвящена эксперименту, в котором проверялись максимальные возможности этой технологии. Максимальные для настоящего времени – седьмое поколение. Матричное клонирование позволяло быстро и безопасно заменять любые части организма. Давно говорили о том, что эта технология позволит целиком воссоздать человека. Но ограничивались теорией. Профессор Хофнер проверил. Так появились мы с братьями. Но мы не были первыми.
Кроме прочего в этом фильме упоминались наши серийные номера. ДХ2—13—4. 13-я модель – наша – была одной из двадцати пяти разработанных. И было четыре группы «с полным циклом реализации». Но три предыдущие не получились. Что с ними стало? Об этом фильм умалчивал. Он был посвящён четвёртой группе и опирался на материалы годичной давности. И потому немного устарел: у него был открытый финал. А теперь следовало поставить точку.
Мы были финальными – удачными – последними. «Открытие», с которым мы ввалились к профессору, эта величайшая и ужаснейшая тайна, которая обжигала мне губы, для него была показателем, определяющим наше состояние. «Полноценные». То есть «как люди». Мы раскрыли тайну своего происхождения – и поделились ею. Не проявили агрессию. Не сошли с ума. Не покончили с собой.
Раньше, оглядываясь назад во времени и видя пустоту, я чувствовал опору. Амнезия. Я верил тому, что говорили о моём прошлом. Нам «напоминали» об утраченных знаниях, и я старательно усваивал информацию, до донышка, до крошки. На самом деле я не вспоминал – я активировал заложенное. Всё было ложью. Мы были ложью.
В тот день, когда мы узнали правду, эксперимент закончился. Событие стало решающим для всей лаборатории. А для нас в тот день умерла надежда на иную картину мира. Не было никакой «аварии корабля, травмы, потери памяти». В ту гонку по коридору от нас убегали последние минуты человеческой жизни. Иллюзорной, лживой, искусственной – но всё равно человеческой.
Может быть, поэтому память сохранила этот день и демонстрировала его вновь и вновь, в мельчайших подробностях. Рыжие кудряшки Чарли, мелькающие справа. Лёгкое покалывание у пупка. Это напоминал о себе шрам, оставшийся от полостной операции. Я сам предложил такую проверку – и себя в качестве подопытного… Крис, на бегу бормочущий Виктору: «Накроется твой фестиваль». Андроиды не могли участвовать в человеческих мероприятиях… А Дэвид всё приговаривал: «Куда вы так несётесь?» Он был неторопливым, наш упитанный Дава. Ускорялся только на кухне…
А ещё был высокомерный Проф-Хофф с то ли усталыми, то ли равнодушными глазами. Неизменно улыбчивый Дювалье, похожий на Щелкунчика. Заботливая докторша Хомаи, которая потом за ужином поздравила нас – без тени иронии,