Russell d. Jones

Выше головы! Том I


Скачать книгу

задал свой сакраментальный вопрос. В первый раз, после «Дхавала» и лаборатории, он смотрел мне в глаза. И голос у него был неожиданно мягкий, извиняющийся.

      – Не знаю, – честно признался я. – Проф-Хофф… Профессор Хофнер, наверное. Он важен.

      – Хорошо. Профессор Хофнер, – кивнул лейтенант и оглянулся на кабинку. – Поклянись его здоровьем, что ты будешь молчать, пока я звоню.

      – Э? – только и смог выдавить я.

      – Поклянись его здоровьем, что ни с кем не заговоришь, – потребовал мой сопровождающий.

      «Какой у него ласковый голос!.. От злости», – догадался я и поспешно выполнил требование:

      – Клянусь.

      Не стал прибавлять, что не верю в клятвы. Не верю в мистическую связь между своими обещаниями и здоровьем профессора.

      Почему он не попросил по-нормальному?

      Понятно, почему. Лейтенанта заметно встревожила моя выходка у таможенника. Я и сам от себя такого не ожидал. Сорвался. Первый раз. «Это из-за Чарли…»

      – Иди вот туда, – лейтенант указал на крайний столик. – Сядь, чтоб я тебя видел. И жди. И молчи.

      – Я…

      – Ты поклялся, – напомнил он.

      Подавив желание ответить, я послушно направился к свободному столику на краю обеденной зоны. Никто там не сидел, и по соседству тоже. Немногочисленные посетители предпочитали места в глубине – поближе к экранам с ньюсами.

      Я сел, чтоб быть боком к Нортонсону, сложил руки на коленях. Лейтенант скрылся в кабинке, но мог видеть меня сквозь матовую дверь. Мог следить. Должен был.

      Дурацкая клятва не давала мне покоя. Почему я назвал «самым важным» профессора Хофнера? Он многое значил, но не он был самым близким! Но я не мог сказать: «Чарли». Потому что Чарли больше нет. И какой-то своей частью, незаметно для себя, я принял это. Согласился. Перенёс его в категорию значимых, но не существующих в настоящем людей…

      От тяжёлых мыслей меня отвлёк голос с экрана. Передавали дебаты. Наблюдательно-экспертный комитет. Заседание по вопросам активного донорства. Я застал окончание взволнованной речи. Говорила женщина.

      «…эти льготы воспринимаются как репродуктивное насилие. Как репродуктивный шантаж. Да, это грубо. Но нет, это не преувеличение! Специальные льготные условия для доноров – это и есть принуждение к донорству! И каждая женщина где-то глубоко внутри осознаёт это!»

      За соседним столиком громко засмеялись. Низкие грубые голоса. Я не мог разобрать, были ли там женщины. Стол, заставленный тарелками, контейнерами и объёмистыми чашками. Аппетитный хруст. Запах чего-то острого. Обед. Поздний обед, а для них, вероятно, ужин. Или завтрак в зависимости от режима и расписания. Широкие спины в пурпурно-бирюзовых комбо. Насыщенные цвета, смелый узор – похоже, ремонтники. «Внешники». Они носят яркое. На каждой станции – своя модель, но везде – одинаково вызывающе.

      Никаких законов на этот счёт не было. Имелась строчка в гражданском уставе. Предложение делать такую форму, чтобы их замечали. Профессии с высоким риском.