до человека в сверкающей одежде, и Бо поманил рукой…
* * *
Когда «фильм» закончился, Кузя лежал на поленнице, безмерно поражённый…
«Бо!.. Ведь ты зачем-то дал мне это!.. Зачем?!.. Мало ли таких, кто был убит извергами?! Ты почему-то удостоил меня!.. За что?! За какие заслуги?!..»
– Кузя! – позвала Настя вполголоса, перебив мысли.
«Как хорошо, что я успел досмотреть до конца!» – обрадовался Кузя и отозвался.
– Я, наверное, уеду скоро, – сообщил Кузя Елене, возвращаясь с фермы.
– Я не знаю, что и сказать, – призналась Елена, – может, это и хорошо. Хотя Мышко хотел тебя попросить сторожем быть вместо Жовтопупа. Тот вечно пьяный, а тебя горилка не берёт.
– А как же я?! – вякнула Настя.
– А ты будешь ждать! – приструнила Елена.
В хате все спали. На кровати, на лавках, на печи… Даже сени были заняты.
На сеновале Михалыч спал один, и вернувшиеся полезли туда.
Кузя, взяв Елену и Настю за руки, разместился на сене между ними, и вскоре заснул.
Ночью Кузя проснулся оттого, что Настя гладила его свободной рукой. Она нежно водила пальчиками по груди, а потом опустила руку ниже. Кузе было очень приятно оттого, что юная девушка проявляет к нему такое внимание, но прежняя мысль сверлила в голове.
Настя коснулась губами, и Кузя задышал отрывисто…
* * *
«Нет!!! Это не Катя!!! – барабанила мысль, когда проснулся снова. – Катя была скромнее!»
Рассвело. Было слышно, как ушли гости, а Кузя лежал с закрытыми глазами. Спустя некоторое время Елена высвободила руку и, прошуршав по сену, потрепала Настю за ногу. Было похоже, что Насте хотелось остаться, но под настоянием матери она последовала за ней.
Их шаги затихли во дворе, и Кузя вызвал инструкцию.
Сразу бросилась в глаза новая строка «Лог» – она была самой первой, и раньше её, без сомнения, не было. Кузя помедлил и чмокнул на ней. Открылось изображение, вытянутое в полосу, где в одной части был мужчина зрелого возраста, а в другой части – молодой парень. Зато между ними был динозаврик, жующий траву.
Кузя пристальней вгляделся в мужчину, и изображение увеличилось, оставив в поле зрения только его. Это было обычное европейское лицо, может быть, примечательное только добродушным выражением. Кузя перевёл взгляд, и изображение передвинулось в другой конец, явив парня.
Кузя вглядывался в него всё пристальней и пристальней, аж мурашки побежали по телу… Как цунами растёт, приближаясь к суше, так и в Кузе росло чувство радости – там, во сне, лицо Бо светилось какими-то чудесными переливами тумана на тёмном фоне, а здесь, на фотографии, он выглядел обычным человеком, каких тысячи в любом городе. Он казался сверстником, но взгляд был каким-то взрослым. Кузя долго смотрел на него и лишь потом перевёл взгляд на динозаврика. Динозавр предстал во всей красе, и Кузя