мой перевод тоже не подарок, однако в нем не в пример приведенным есть удачные и точные места.
Послеполуденный отдых фавна
Стефан Малларме (1842—1898)
Вот нимфы, я хочу их обессмертить.
Чист
Румянец легкий их, он в воздухе игрист,
Что дремлет в душных снах.
Но был ли сон мне мил?
Сомненье, хлам ночной, сплетенье зыбких сил,
Став чащею лесной, чей образ твердь набрал,
Доказывает мне, что я лишь почитал
Триумфом идеал фальшивый пышных роз.
Так-так…
Ужель те две, которых ты вознес
Предмет желанья есть чувств сказочных твоих!
Из глаз одной обман исходит, голубых
Холодных, как родник невиннейших из слез:
Другая, вздохов клад, составлена из грез,
Как теплый бриз, что днем твое руно обжил.
О, нет! От забытья недвижного, без сил,
Чьей душною жарой хлад утренний убит,
Не слышен шепот вод и флейта не журчит
В лесу, что орошен аккордом; ветер лишь
Вне тех двух труб готов прочь улететь из ниш
Пред тем, как звук унять средь скудного дождя,
И к горизонту, где ни складки не найдя,
Бесхлопотен и зрим, притворно веет сам
Тем вдохновеньем, что стремится к небесам.
О, сицилийский край, где топь спокойно спит
Что с солнцем взапуски тщета моя громит,
Безмолвный средь цветов искристых, РАССКАЖИ
«Как укрощал тростник, чьи срезы так свежи
Талантом; где в златой, морской волны дали
Лоза благодарит кристальный дар земли,
Овечьей белизной колышется покой:
И как в напева гладь, что флейт рожден игрой
Лёт лебединый, нет! наяд, спастись спешит
Или нырнуть…»
Ленясь, мир в рыжий час горит
Не видя, как смогли все скрыться по кустам,
Желанной плевы рой, кто ищет ее ТАМ:
Тогда проснулся б я, пыл первый ощутив,
Безгрешен, одинок, свет древний отразив,
Единственный из вас в наивности благой.
То нежное ничто со звонкою губой,
Лобзанье, что без слов коварство убедит,
На девственной моей груди укус горит
Таинственнейший след от царственных зубов;
Но, хватит! То секрет наперсника богов
Тростник двойной, чью песнь лазури шлет игрок:
Кто, обратив в себя смущенье впалых щек,
Протяжным соло ткёт, лаская нас, невеж,
Окрестностей красу конфузом ложным меж
Красой и песней той, что слепо верим мы;
И взять так высоко, чтоб страсть, как от чумы
Покинула бы сон простой иной спины
Иль голый бок, а я б смотрел со стороны,
На громкий и пустой, и монотонный ряд.
Изволь же, инструмент, дырявой флейты лад,
На озере расцвесть, где станешь меня ждать!
И, горд моей молвой, я буду обсуждать
Богинь; иконы взяв, что для простых мозгов,
С их тени удалять