сраном московском ресторанчике? Нет! Так быть не может… Но неужели это правда?» Тёма ответил что-то вроде: «Сём, есть просто две группы, понимаешь. Надо выбирать к кому присоединиться. Мы вынуждены выбрать». И картина склеилась. Дежавю. Тёма уже говорил это. Вот сейчас начнётся какая-то дичь. Именно с этой секунды вся череда событий ведёт меня к смерти. Я, вроде, смутно начинаю что-то припоминать. То ли мы Тёмой выбрали не ту сторону, и оба валяемся теперь мёртвые в сортире. То ли мы вообще выбрали разные стороны, и это Тёма-то как раз меня и завалил. То ли мы поехали в массажный салон, и нас обоих там завалили бандюганы. Не помню что произошло, но это всё началось именно тогда.
Бешеный страх продолжал лихорадить тело. Хотя, возможно, лихорадку вызывали ножевые ранения. Но сквозь все эти инфернальные ощущения прорывалось какое-то неистовое желание жить, зацепиться за любую возможность выжить! Желание отчаянное, потому что я был уверен, что уже практически мёртв. Делать. Что-то делать. Цепляться за реальность. Цепляться из последних сил. «Товарищи, я не хочу умирать!», – кричит моё нутро голосом Семёна Семёновича.
Сидеть в ресторане дальше нет никакого смысла. Тёма, Катя, Василина, Таня, две прекрасные рыжие француженки за соседним столом – всё это были уже не настоящие люди, а лишь воспоминания. Проекции, созданные моим умирающим сознанием – уже шатающимся, но всё ещё крутящимся волчком. Одновременно я осознал, что, возможно, картинки за пределами этого зала уже нет. Возможно, мир там за дверями уже схлопнулся. Выходить за них страшно. Но других вариантов нет. Всё, тут делать больше нечего.
Я вскочил со стула, поразительно ловко сдёрнул куртку со спинки и почти выбежал из ресторана. Слава богу улица ещё существовала. Синий мягкий пуховик Uniqlo, обычно очень удобный и приятный, казалось, поглощал меня. Я слежу за ним, чтобы поймать миг, когда он начинёт меня съедать подобно ядовитому хитону. Тогда я тут же его скину и пойду без него.
Иду по улице очень быстрым шагом. Почти бегу. Пытаюсь привести мысли в порядок, но они ускользают от меня. Чтобы хоть какие-то из них поймать и связать, я начинаю говорить сам с собой вслух: «Так-так-так-так-так. Думай, думай. Ты выпутаешься. Ты умный. Так-так. Причистенка. Ага. Это где? Это я не знаю где. Что делать? Что же делать?.. Надо понять как я умер. Надо расследовать это убийство. Тогда, возможно, я смогу вернуться как-то то ли в прошлое, то ли ещё куда, и предотвратить! Но как?! Нужно к Антону. Но Антон с Юлей. Нехорошо портить. Вот так приехать, весь в крови и дерьме. Но это единственный шанс. Единственный шанс выжить… Твою мать! Я в Минске!»
Я вышел на проспект. Вокруг большие дома. Я не узнаю это место. «Минск! А как Минск? Почему Минск? Так. Белавиа. Самолёт, аэропорты… Что-то припоминаю. Твою ж за ногу! В Минске у меня нет шансов… О! Росбанк! Нет. Всё-таки Москва! Господи спасибо!» Я не религиозен. Но когда ты уже умер и при этом живёшь, выбор у тебя не велик.
И я пошёл вдоль широкого проспекта. Такси