невероятной обиды выступили на глазах.
– Тихо-тихо-тихо, господа… – успокоил Георгия встревоженный бармен, – Может еще коньяка?
– Георги! – Рауль положил руку на его плечо, – не кипятись!
– Иди отсюда! Грязный ублюдок! Педрила! Быстрей! Иди быстрей… Пока я тебя не убил! – Жорка брезгливо скинул руку Рауля с плеча.
– Кишка тонка! – Рауль усмехнулся своей прекрасной ухмылкой и снисходительно, легонько и добродушно стукнул Георгия по скуле, как это делают в кино сильные парни в разговоре с младшими братьями. Затем он вздохнул, затушил окурок в пепельнице, решительно поднялся и спортивной, пружинистой походкой пошел по направлению к терминалу. Через двадцать метров он обернулся и послал Кравецу воздушный поцелуй.
– Георги! Рауль жив! – крикнул он, смеясь, размахивая распятием. – Жив Рауль! Я – пошутил! Шутка-а-а-а-а-а! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха….
Кравец в волнении, с силой сжал пакет в руках. Руки его сомкнулись. Пакет был наполнен бумагой. Слезы моментально переполнили глаза Георгия и соленым потоком покатились по впалым небритым щекам.
После ресторана скованного наручниками Жору Кравеца доставили в воронке в участок и грубо бросили в пустую каталажку. Кравец стучал в двери, кричал, требовал адвоката. Через два часа узник угомонился и попытался заснуть. Но ему не дали. Узкоглазый сержант, открыв двери, прокричал утренним петухом:
– Кравес! На вихад!
Наручники. Легкий шмон. Пятиминутный проход по длинным лабиринтам коридора, и, наконец, – знакомая, обитая кожей, дверь. Да, да! Здесь Кравец был пару дней назад. Сияя ослепительной улыбкой, словно начищенный самовар, Георгия встретил старый знакомый, капитан Свиридов, правда, в гражданской форме: светлом, щегольском пиджаке.
– Ба! Знакомые лица! – воскликнул он торжествующе, бодро вскакивая из-за стола. – Как сын?
Жора молчал.
– Джамальебиев! Сними с него наручники! – скомандовал Свиридов.
– Он буйная! – предупредил раскосый сержант, еще вчера успешно торговавший шаурмой на Савеловском рынке, снимая с Жорки наручники, – И дерется у него хороший…
– Справимся, – уверенно ответил лейтенант. – Двери закрой с той стороны!
– Чего не здороваемся? – спросил он Кравеца, когда двери за сержантом закрылись. – Не в настроении?
Жора молчал, уставившись в пол.
– У-у-у-у, как тебе губищу-то расквасили! Вытри-ка! – Свиридов бросил ему платок, – похоже, не твой сегодня день? А? Георгий? Так ведь? Не твой ведь?
– Не мой! – согласился Кравец.
– Чай будешь? Пуэр!
– Водки! – тихо попросил Жора. – И закурить.
– Ничего себе, у вас запросы, мучачо! – восхищенно покрутил головой лейтенант. – А буянить не будешь?
– Нет! – пообещал Кравец.
– Ну-ка! Давай я тебе губу-то вытру! – лейтенант заботливо промокнул платком, смоченным водкой, разбухшую, словно равиоль, губу Кравеца. Кравец сморщился от боли. Он залпом выпил предложенные человечным полицейским полстакана водки. Свиридов услужливо протянул ему половинку шоколадки «Аленка».
– Оп-па!