день Лили станет великой певицей и весь мир окажется у ее ног, она заказала для нее в Чикаго знаменитую книгу мадам Альбанезе «Метод бельканто», потратив часть своих медленно растущих сбережений. Она показывала девочке, как оперная дива мадам Карвальо выходила на авансцену, чтобы поклониться аплодирующей публике, и как еще одна дива, Пикколомини, во время концерта стояла в молчании, чтобы в зрительном зале установилась тишина. Мисс Дубкова познакомила девочек, чей французский был слишком книжным, с более неформальными выражениями, свойственными светскому разговору. Она восхищалась Беатой Эшли, но не любила ее, и в этом не было ничего необычного: мисс Дубкова вообще не любила женщин. Она совершенно не понимала, почему миссис Эшли отказывалась выходить в город. Так, сама бы мисс на ее месте шествовала по главной улице с гордо поднятой головой и бросала уничтожающие взгляды на тех, кто не пожелает с ней здороваться. София ее не интересовала. Она, конечно, понимала, сколько сделала девочка для того, чтобы поддержать семью, но не предлагала ей ни помощи, ни совета. Мисс Дубкова сама прошла через множество испытаний, поэтому не считала нужным обсуждать такие темы. Сталь существует для того, чтобы выдерживать нагрузку. Хотя правда заключалась в том, что ее интересовали только мужчины, пусть даже большинство из них были существами презренными. С тех пор как умер отец, а жених самым постыдным образом исчез, в ее жизни не было мужчин, но жила она только для того, чтобы производить на них впечатление своими острыми суждениями об их природе, а еще своим здравым смыслом и своим элегантным видом. Женщины вызывали в ней скуку.
Бельевая в таверне «Иллинойс» располагалась в полуподвале. Помещение было узким, душным, с низким потолком. Свет едва проникал сквозь зарешеченное окошко у самого потолка, которое мыли редко. Несколько раз в неделю по утрам мисс Дубкова спускалась сюда с двумя керосиновыми лампами и подвешивала их на крюки, торчавшие из потолка. Вдоль стен по всей комнате тянули полки, на которых лежали стопки белья, прикрытые холстиной от пыли. Свет от ламп падал на длинный стол, который она тщательно вытирала при каждом визите сюда. Однажды утром, в июне 1903 года, она, как обычно, пришла на работу, и тут раздался стук в дверь. Чтобы в комнату не надуло черной пыли из ларя с углем, стоявшего в коридоре, она чуть приоткрыла ее и в щелку спросила:
– Что вам угодно?
– Мисс Дубкова?
– Да. А вы кто?
– Если вы сейчас заняты, могу я войти и подождать, пока вы сможете уделить мне минутку?
– Я занята всегда. Что вам нужно-то?
– Меня зовут Фрэнк Радж. Я хотел бы поговорить с вами конфиденциально.
– Надо же – конфиденциально! Заходите. Садитесь вон там, подождите, пока я не закончу.
Мужчина оказался симпатичным, лет тридцати пяти и явно знал себе цену. Ему же через минуту стало ясно, что мадам неравнодушна к симпатичным молодым людям, и это качество может принимать форму язвительности