характер вступления в колхоз, выдержав трехмесячную паузу, сдались на милость победителей. К концу тридцатого года коллективизация была полностью завершена. В ходе ее; одиннадцать семей, в полном составе, от стариков до младенцев, так называемых кулаков, были высланы куда-то на север, за Васюганские болота, или как говорили в здешних местах в Урман. Что с ними произошло на самом деле, неизвестно до сих пор. Во всяком случае вестей от них не получал ни один из родственников. С десяток мужиков, как «активные пособники» врагов Советской власти, были осуждены, и приговорены к различным мерам наказания, от поражения в правах, до десятилетнего тюремного срока. Их имущество автоматически становилось колхозным, в том числе дома и личные подворья. Степан, в сравнении с братьями; Егор сгинул за болотом, а Никита был лишен права голоса, прошел эту крупорушку достаточно благополучно. Если не считать горя, от утраты, близких родственников, а оно, до сих пор, отравляет ему жизнь, так же, как и ощущение своего бесправного, почти рабского положения, после вступления в колхоз. Петр, как казалось отцу, достаточно легко вошел в новую жизнь, да так оно, по-видимому, и было, ведь он все-таки практически добровольно вступил в колхоз, а работать он умел, с самого детства, и делал это всегда легко и непринужденно. Колхозное руководство направило его, в район на шестимесячные курсы сельхоз специалистов, по окончании коих он вернулся, не много не мало, а зоотехническим селекционером по осеменению. Первые два слова в названии профессии, в виду их некоторой замудренности, быстро были забыты односельчанами, и все называли его просто, Петькой семенником, что, с учетом его общительного нрава, иногда звучало несколько комично, во всяком случае, весьма двусмысленно. Степану казалось, что и в семье у старшего сына все так же складно, царит мир и согласие. Да он не слишком-то над этим задумывался. А напрасно, хотя, что он мог поделать.
Однажды, за какой-то мелкой надобностью, он зашел к молодым во двор, и застал Евдокию, хлопочущей по хозяйству, и делавшей это как бы нехотя, без настроения, чего он раньше за ней не замечал. Присмотревшись, сразу понял; – плакала. И это были не пустяшные бабские слезы, а наоборот, вызванные какими-то серьезными переживаниями.
– Дусь, что грустная такая, случилось что-то? – без особого нажима, как ему казалось, как бы вскользь, поинтересовался Степан, и тут же добавил, – что-то ты как в воду опущенная?
– Да нет, все нормально, просто не выспалась видно, – ответила невестка, и в интонации ее голоса чувствовались нотки, подтверждающие сомнения свекра.
– Угу, значит все не очень-то ладно, – подумал он, а вслух добавил, – а Петро-то где, с работы пришел? Уж пора вроде, или все из себя передовика корчит?
– Да не было пока еще, он поздно приходит, можно сказать, почти, вовсе дома не бывает, поесть да переодеться только и забегает, – выпалила Евдокия.
– Ну,