кафе. Немногочисленные посетители, лениво потягивая коктейли, мирно беседовали друг с другом. В воздухе витал аромат кофе, сигарет и европейского благополучия.
Мне вдруг чертовски захотелось сесть и просто отдохнуть. Последние форинты уплачены за чашечку кофе. Я достал сигарету, щелкнул зажигалкой и, осмотревшись по сторонам, увидел за соседним столиком неотразимую блондинку. Она плакала. Перед ней стоял недопитый бокал вина. На девушку никто не обращал внимания. Она тоже достала сигарету. Я торопливо подошел к ней и поднес огонь. Блондинка, не глядя на меня, прикурила и отпила из бокала.
– Даже слезы не могут смыть ваше очарование, – путая русские, венгерские и польские слова, я выдал комплимент, которым покоряли красоток, видимо, еще гайдамаки.
– Гоу вэй, мистер, – по-английски сказала девушка и подняла глаза.
Самый мягкий перевод этого выражения: «Пошел прочь». Я медленно опустился на стул. Не потому, что меня «послали». Я – в шоке. Передо мной американская кинозвезда Ким Бессинджер.
Слава – в особенности актерская (а уж тем более, женская) – это такой напиток, который употребляют даже в печали. Заметив мое неподдельное восхищение, знаменитость улыбнулась.
– Ты венгр?
– Нет, русский.
С каким почтением я вспомнил в тот миг учительницу английского, которая, считая меня способным учеником, заставляла заниматься факультативно.
– Я хорошо знаю двух русских: Бондарчука и Янковского. Мы познакомились, – она на секунду задумалась, – кажется, в Каннах.
Мне оставалось лишь нервно закурить очередную сигарету.
– А разве в России демонстрировались фильмы с моим участием? – Бессинджер, поправив шикарные волосы, вопросительно посмотрела на меня.
– О, да… А «Девять с половиной недель» я смотрел три раза.
Разговор надолго остановился на кино. В результате обсуждения мы пришли к соглашению, что нам обоим нравятся фильмы Антониони, Тарковского, Скорцезе, Формана.
– Это очень серьезное кино, и они никогда не приглашали меня на съемки. Видимо, проведя анализ формы, – она приподняла над столом руки и плавным жестом продемонстрировала свою фигуру. – Вероятно, чем-то остались недовольны, – кокетничала звезда.
– Не думаю, – возразил я, дерзко скользя глазами по ее телу.
Мы говорили о России, о нашем кинематографе, о литературе, о музыке. Не знаю, что рассказывал ей Бондарчук, но, судя по выражению лица, моя речь на актрису произвела определенное впечатление. Впрочем, допускаю мысль, что это была мучительная гримаса, вызванная усилием понять мой английский.
Мягкий кобальт неба касался верхушек каштанов; томный шепот их листьев изредка нарушали проезжающие автомобили.
– Ой, мне давно надо быть в отеле, завтра рано утром съемка, – она нахмурила брови и потянулась за сигаретой. – С этим мудаком снова будет скандал. Только мотоциклы и бокс у него на уме. – Я знаю, кого она имела в виду. Впрочем, как