скрипучая дощатая дверь нехотя отворилась перед нами. В нос ударил густой запах сушеных трав, мышей и еще чего-то неопределенного, совершенно незнакомого.
– Хлопцы, дрова в сарае. Печку топить можете? Ну, я пойду.
Но после того, как Эдик достал из сумки и поставил на стол бутылку водки «Распутин», поспешность старика явно пошла на убыль.
– Гарный был мужик, – сторож кивнул головой на этикетку – но бабы его сгубили.
– Дедушка, да ты присаживайся, думаю, твой клуб не украдут, – я заметил его замешательство.
Уже через полчаса в печке весело потрескивали дрова, а за столом, – что может быть лучше? – шла неторопливая мужская беседа.
– Сынок, а ты что не пьешь? – раскрасневшийся от тепла и выпитого сторож, слегка тронул мой рукав.
Неопределенно пожав плечами, я молча прихлебывал чай – как ответить на этот вопрос я не знал.
– Как у вас в станице говорят, дед? Не пьет – значит, або хворый, або подлюка, – Репа громко захохотал. – Ну, что, дедуся, давай помянем хозяйку.
– Митревну? А чего ж не помянуть. Интересная женщина была когда-то. Красавица. И незамужняя. Проводила своего жениха на фронт, а он-то и погиб там, сердешный. Она за всю жизнь так никого к себе и не подпустила, ни к душе, ни к телу. А какие женихи сватались! Из района даже приезжали. Всё равно – ни-ни…
– Ну, уж если из района, тогда конечно, – съерничал Эдуард. – А нам бы, городским не отказала, а, дед?
– Тьфу-ты, типун тебе на язык, – старик в сердцах бросил окурок на пол и растоптал его ногой.
– Да не слушай ты его, дедушка, он у нас темный, как могильный камень, – я отчего-то почувствовал раздражение.
– Ничего себе, сравнения у тебя, – обиделся Варфоломеев. – Впрочем, к месту.
– Так вот, – сторож тактично прервал нашу размолвку, – уж после войны прошло много лет, а она все ждала своего суженого. А потом, как поверила, наконец, что не придет соколик, сразу как-то постарела, согнуло ее, бедную. И стала она, – Клавой ее звали, – травки собирать, повитушничать, заговоры знала и, – старик вдруг перешел на шепот, – ворожила Клавдия-то! – Он замолк и многозначительно посмотрел на своих слушателей. Ожидая, видимо, большего эффекта, таинственно добавил: – Колдовала она… Обозлилась, поди, на весь мир из-за своего горя.
– Дед, у тебя фантазии, настоянные на алкоголе, – Эдик снова наполнил рюмки.
– Сам ты алкаш, – окончательно обиделся сторож, – вы еще вспомните мои слова. Клавдия уважала непьющих людей, – он одобрительно посмотрел в мою сторону. – А пьяниц заговаривала, – взгляд старика переметнулся на раскрасневшегося Эдуарда.
– Чего ж тебя не заговорила? – усмехнулся Эдик.
От негодования сторож крякнул, взял шапку и, не прощаясь, вышел из дома, громко хлопнув дверью.
– Зря ты его так. Хороший дедок.
– А ну их, колдунов доморощенных. Давай лучше спать, —
Репа громко зевнул и начал распаковывать дорожную сумку. После долгой