церквушке, фосфоресцируя, блестели стекла в домах. Лишь шуршал гравий под моими гулкими шагами. И вдруг я услышал голос. Приглушенный, но звучный говор молодой девушки. Я остановился. Красивый девичий голос – музыка для всякого, у кого сердце не камень, да тем более оно разогрето парой бокалов игристого вина. Но с кем она говорит в столь поздний час? А скорее всего, в ранний. В окне освещенного луной серого кирпичного дома стояла девушка и разговаривала с крупной птицей, сидящей в большой клетке.
– Ну, прости меня, пожалуйста. Я же не виновата, что боюсь тебя. Немигающий взгляд твоих глаз страшен, твой неожиданный клёкот заставляет меня вздрагивать. – Она громко вздохнула и продолжила свой странный диалог.
– Я открою сейчас дверцу, а ты, если хочешь, улетай. Бабушке я скажу, что забыла закрыть клетку, когда тебя кормила.
Я подошел ближе. Девушка отступила в глубь комнаты. На подоконнике осталась клетка с сидящим в ней филином. Облик птицы с рыхлым взъерошенным опереньем напоминал старика в застиранной, не по росту большой рубахе и сморщенным личиком на маленькой голове. Казалось, сейчас он вынет из-под крыла очки: «Кто ты такой, и что тебе здесь надо?»
– Девушка…
Через несколько секунд она приблизилась. Освещенный луной овал её лица сиял белизной дорогого фарфора. И странно глубоким показался мне взор её огромных темных, скорее всего от испуга, наивно-суровых глаз. Едва заметная улыбка скользнула по ее губам и застыла в их уголках.
– Не хорошо, однако, мужчине, – девушка подбирала слова, – стоять за углом и подслушивать.
– Меня привлек ваш голос, – признался я.
– Мой голос? Что он вам?
– Он также очарователен, как и вы сами.
Она смутилась и замолчала. Я всегда с удовольствием смотрю на женщин, но они почему-то в моем взгляде усматривают только вожделение. Чтобы продолжить разговор, я прибавил:
– Да, я все слышал. Хотите, куплю у вас птицу? – я глянул на клетку и вдруг увидел совершенно иного филина. Рыхлое оперенье улеглось и превратилось в настоящую светлую мантию, уши высоко поднялись, взгляд стал твердым и строгим. У него задрожало под клювом, и он заклекотал. – У-y-y-к-к-х-х…
Я невольно отпрянул.
Девушка рассмеялась.
– Ну вот, испугались. А еще покупать собираетесь.
Она слегка выдалась из окна и сверху вниз смотрела на меня, точно изучая, разгадывая и словно околдовывая меня жгучим чарующим взглядом. Затем вдруг закрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала тихо, медленно, как бы упиваясь каждым словом.
– Идите своей дорогой, – все волнующееся существо её дышало мольбой. – Идите! Слышите? Разве я говорю не вам? – Прерывистые слова вылетали из высоко поднимающейся груди и точно тяжелые темные камни падали на меня. В мрачной бездне ее глаз отразились и скорбь, и мольба, и ужас. Я не двигался с места. Она отступила и сделала движение рукой, чтобы закрыть окно. Непонятное упорство овладело мною, и я ухватился за подоконник.
– Как