маленький пистолетик на поднос, – щелкнешь и огонек поднесешь к трубке. Понятно?
– Почему я?
– Ты актриса?
– Как будто.
– Действуй. Стой! Что прикажет, то и сделаешь, – и он подводит ее к двери.
– Огня! – раздается из-за двери.
Она неловко перекрещивается, входит в комнату, подходит к сидящему в кресле Сталину с трубкой, подносит зажигалку, раздается громкий щелчок. Сталин вздрагивает и начинает хрипеть. Она роняет поднос и выскакивает из комнаты.
– Только тс-с… – говорит Берия и вручает ей букет – никому, а то сделаю тебе бо-бо.
Она спускается по лестнице в вестибюль театра.
На остановке два контролера пытаются вывести упирающегося вора.
– Позвольте, я заплачу штраф, – предлагает интеллигентного вида человек в пенсне, но контролеры не обращают на него внимания. – Ребята, а знаете ли вы, что Иоанн Златоуст сказал по вашему поводу? Ремесло мытаря нагло и бесстыдно. Это корысть, ничем не извиняемая, бесчестная. Хищение под видом закона.
– Иди, иди отсюда, законник, – злобно шипит один из контролеров. – Щас мы тебя заберем за религиозную пропаганду!
– По Муромской дороге… – поет вор. – Мне в сортир надо по нужде.
– Большой и малой, – усмехается контролер. – Заткнись, промокашка! Щас мы тобой подотремся в сортире.
– Дяденьки, – канючит вор, – за што, дяденьки? За што штраф берете? Да у меня и нет ничего! – выворачивает он карманы. – Да я и на трамвае этом не ехал, – указывает он на проезжающий мимо трамвай. – Девушка, подтвердите! Я на этом не ехал!
– Я вам верю, – говорит девушка в красном берете. – Я вообще склонна верить людям. Отпустите его, я за него ручаюсь. Я возьму его на поруки.
– Иди отсюда, сука! Щас в милицию заберем.
– За што, дяденьки?
– Плати штраф, мужик. До милиции тут рукой подать.
– А до смерти четыре шага, – поет вор.
– И-ди!
– А вот и не пойду.
– Не пойдешь, силой поведем: срок получишь.
– А я в сортир хочу, вот!
– Я увидел, – говорит вор, уставившись в отверстие в потолке уборной, над которым трепещет крыльями голубь, – что Ангел снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить.
Сквозь щели и дыры дощатых стен начинают просвечивать косые лучи неожиданно выглянувшего солнца.
– Слушай, – говорит один из контролеров, – давай отпустим его. Говорит, как человек умудренный.
– Да какой он – человек: ханыга! Не видишь, что ли? – говорит другой контролер с возрастающей злобой. – Ты не только штраф получишь, тебе еще и срок впаяют. На лесоповал пойдешь.
– Эх, фраера… не ведаете, что творите. Я к вам и так и эдак, а вы все упорствуете. Когда предстанете вы пред очами Господа нашего, спросит он вас: какое доброе дело вы совершили?