деревьев лыжника с небольшим парашютом.
«О, едва по второй успели выпить, – говорит Чезаров, – а у тебя уже лыжники в небе мерещатся. Лыжники, они по земле ходят. Нет, по снегу, вот… по снегу катаются».
«Замнем для ясности», – говорит генерал.
«Для чего вам здесь веер, Леночка? Холодно ведь», – указывает Шкловский куда-то вверх.
«Как для чего, – говорит она с наигранным возмущением, – для красоты! Жарко к тому же!»
«Беаточка, – говорит Иосиф (Адабашьян) и подводит ее к стоящему неподалеку дивану, – я наслышан о вашей красоте, но такого не мог предположить. Вам нужно быть актрисой. Я это устрою».
«Мы это устроим», – вмешивается Чезаров.
«Да, мы».
«О!»
«Я всегда беру быка за рога, в данном случае – лань. Предлагаю вам руку и сердце».
«О… вы это серьезно?»
«Я самый серьезный человек в этой компании. Я, может быть, самый богатый человек в стране».
«Разве у нас есть богатые?»
«Вы наивный человек, Леночка».
«Вы тоже очень странный человек».
«Мой папа, царство ему небесное, распределял экспроприированные вещицы по комиссионкам и сам скупал по им же назначенным ценам. В результате: каждая из антикварных предметов имеет охранную грамоту о приобретении им в магазине. Понимаете, какой это был Клондайк? Он оставил после себя несметные сокровища, но главное не в этом. Он научил меня их сохранять и при-ум-ножать. Он, конечно же, был утопистом. Все то поколение попало в очарование утопизма. Потом пришли упыри, которые меня посадили, а я уже из людей нового поколения. Через двадцать-тридцать лет мы придем к власти в этой стране. Если не мы, то наши дети».
«Кто это «мы»? – спрашивает Шкловский.
«Мы, умные люди».
«Вы что же – юрист?» – спрашивает Шкловская.
«Посредник, как я уже говорил… или скажу… между власть предержащими и всеми другими. Николай Андреевич – второй человек после Берии, а меня уважает. Володю предоставил в мое распоряжение».
«Кто на самом деле Володя?» – спрашивает Шкловская.
«Наемный убийца».
«Э…» – осекается Шкловская.
«Да-да, наемный. Он – из Черной Курицы. Кошки, разумеется! В свое время поймали, судили, приговорили к расстрелу, заменили на двадцать пять лет. Когда надо кого-нибудь убить… да не ахайте вы, никто не слышит – все уже напились… так вот, когда надо убить нужного человека, его выпускают из тюрьмы, он делает свое дело и возвращается назад».
«А…»
«Сейчас он в отпуске».
«Ну и как вы убивали, Володя, – с иронией спрашивает Шкловский, – языком или скальпелем?»
«А вот так», – втыкает Володя ему нож в бок.
«А!» – вскрикивает Шкловский.
«Театральный кинжал, бутафория, – показывает Володя на своей ладони, как лезвие уходит в рукоятку. – Шутка!»
«Хороши шутки», – возмущается Шкловский.
«А вы не задавайте глупых вопросов».
«Неужели у нас за просто так убивают?» –