она с удовольствием принялась изливать душу: – Знаете, Ретт, если бы Фрэнк просто собрал то, что люди задолжали ему, я вообще бы забот не знала. Но, представляете, пятьдесят человек у него в долгу, а он не хочет на них поднажать. Он такой чувствительный! Говорит, джентльмен не может поступать так с другим джентльменом. И пройдут месяцы, прежде чем мы получим эти деньги, если когда-нибудь получим.
– И что с того? Вам есть будет нечего, пока он долгов не соберет?
– Ну, зачем так. Откровенно говоря, я бы нашла применение некоторой сумме – и прямо сейчас.
Она подумала о лесопилке; глаза ее расширились и сверкнули зеленым огнем. А может быть…
– Какое же? Опять налоги?
– Разве это ваше дело?
– Да, потому что вы уже изготовились растрясти меня на предмет ссуды. О, мне известны все эти ваши подходы. И я дам вам взаймы, моя дорогая миссис Кеннеди, и даже не приму в качестве коллатераля то чарующее предложение, которое вы сделали мне не так давно. Разве что вы будете настаивать.
– Вы самый вульгарный, непристойный…
– Отнюдь. Я всего лишь хотел успокоить вас. Насколько я знаю, вы нервничали по этому поводу. Не очень сильно, но все же. И я готов ссудить вам денег. Но мне требуется знать, как вы намерены их потратить. По-моему, такое право у меня есть. Если вы хотите купить себе красивые наряды или новый экипаж, то ради бога. Но если речь идет о новых бриджах для Эшли Уилкса, боюсь, я должен буду отказать.
В горячке внезапно вспыхнувшей ярости она стала заикаться, не находя нужных слов:
– Да Эшли Уилкс… он никогда не брал у меня ни цента! Я бы не смогла заставить его взять у меня хоть цент, даже если бы он с голоду умирал! Вы не понимаете его, он благородный и очень гордый человек. Да и где вам понять его, вам, такому…
– Давайте обойдемся без эпитетов. Я ведь тоже мог бы подобрать для вас несколько, вполне соответствующих любому из тех, что вы считаете моими. Вы забываете, что я в курсе всех ваших дел, благодаря миссис Питтипэт: эта добрая душа расскажет все, что знает, любому желающему ее послушать. Я знаю, что Эшли находится в «Таре» с момента возвращения из Рок-Айленда. Знаю, что вам пришлось приютить у себя его жену, хотя постоянно видеть ее рядом, уверен, было для вас порядочным испытанием.
– Эшли – это…
– О да, – прервал он ее, небрежно отмахнувшись рукой. – Эшли чересчур возвышен для моего земного разумения. Однако прошу вас не забывать, что я был заинтересованным свидетелем вашей с ним нежной сцены в «Двенадцати дубах», и что-то подсказывает мне, что он не переменился с той поры. Как и вы, впрочем. В тот день он не производил впечатления особо возвышенной личности. Не думаю, что фигура, которую он являет собой ныне, много лучше. Почему он не забрал свою семью, не уехал, не нашел работу? Почему остался жить в «Таре» и за счет «Тары»? Хорошо, пусть это мой каприз, но я не намерен ссужать ни цента для «Тары», чтобы помогать вам прокормить его. В мужской среде существует очень неприятный термин для мужчин, которые позволяют женщинам содержать