стояли один или двое слуг, чопорные, в черной униформе; они несли чемоданы или присматривали за детьми. Энни силилась рассмотреть у кого-нибудь золотое кольцо для прорезывания зубов, хотя была вполне уверена, что Вайолет ее просто разыгрывала; золото слишком мягкое, чтобы его так грызть и не поломать, это понимала даже сельская девчонка.
Ровно в десять часов утра цепи, преграждающие проход, были опущены, и люди хлынули на трапы. Энни казалось, будто по палубам разлилась темная бурлящая волна, угрожающая ее утопить. Энни попятилась. Давка тел, какофония голосов… для нее все это, после относительной тишины последней недели, было слишком. Энни боролась с безумным желанием убежать, спрятаться в комнате, которую она делила с Вайолет, и каким-то образом ускользнуть с корабля прежде, чем он покинет гавань. Она перевела дыхание. Пусть она и была напугана, но чувствовала всем существом: это мгновение, этот корабль – вот ее судьба.
Энни развернулась – и тут же отпрыгнула назад. Перед ней откуда-то возник молодой человек немногим старше ее, с ребенком на руках, которого он пытался успокоить и укачать. Энни тут же преисполнилась сочувствия. Он выглядел таким несчастным, неспособный унять свое дитя, которое извивалось, неприкаянное и недовольное. Младенцу Энни тоже сочувствовала – тот, несомненно, желал вернуться в прохладу детской, где ему было спокойно и уютно.
– Могу я помочь? – удалось ей выдавить каким-то образом.
Молодой человек распахнул глаза и окинул ее взглядом. Глаза были добрые, серо-голубые, как полумрак пещеры. И почему-то знакомые.
– О… простите! Не заметил вас.
Ребенок заворковал, и все шерстяное пальто пассажира оказалось заляпано спереди белой жижей.
– Позвольте, я помогу.
Энни вытащила из кармана тряпочку для уборки и потянулась за ребенком. Мужчина передал его с готовностью, словно повинуясь инстинкту.
Ребенку было не больше нескольких месяцев. Крошечное, но здоровое создание с темными глазами и прядями светлых медово-русых волос, выглядывающих из-под чепчика.
Малыш удобно, почти привычно лег в руки Энни, хотя она почти не имела опыта обращения с младенцами, так как была младшим ребенком в семье.
Однако дитя вскоре умолкло, поерзав и уткнувшись Энни в грудь носиком.
Молодой отец промокнул пальто тряпочкой.
– А вы ей понравились, да?
Он был красив, заметила Энни теперь, когда он больше не выглядел столь обеспокоенно. И в нем было что-то настолько знакомое, что Энни почти ни о чем другом не могла думать. В голове звучало нечто похожее на сигнал тревоги. «Вы когда-нибудь бывали в Баллинтое?» – хотелось ей спросить. Но сама идея казалась нелепой. Лондонцы не ездили в Баллинтой.
– Такая красавица, и здоровенькая, – произнесла Энни вместо этого.
Крошечный розовый кулачок вдруг поднялся к ее лицу, пытаясь ухватиться за подбородок. Мужчина с улыбкой покачал головой.
– Чувствует себя как дома. Мисс?..
– Стюардесса