лавке, и саднящее чувство тревоги в груди – всё подталкивало к запретному плоду, созревшему за частоколом прикладной антропологии.
Герой смутного рассказа закончил в сумасшедшем доме, и г-н Монро смущаясь щекотливой темы, завершил его судьбу скомканным успокоительным жестом, оставляющем любителя кукол на волю судьбы и медицины.
Удалось ли вам достойно завершить задуманное, спросил г-н Монро с лукавством уютного дядюшки, какой всегда находится под рукой постановщика – происходящее в лавке стало отдавать театром, но ни я, ни необходимый для действия г-н Монро, ни лишний приказчик в углу не выглядели актёрами.
Скорее, в воздухе витал дух антракта, и я теперь думаю, что вопрос г-на Монро как раз и был сигналом к завершению паузы, что говорило о его опытности в самодельных бытовых спектаклях, сильно стеснённых своеволием действующих лиц.
Игра отвела мне второстепенный, но важный сценический номер, что подтверждалось сценографией. Несколько шагов до авансцены перенесли меня через пропасть остаточного смущения, обречённой решительности и болезненного чувства вины – не будем забывать, что занавес, отделяющий меня от общественного осуждения, был отдёрнут г-ном Монро с уверенностью назначенного капельдинера.
Я решил, что ограничусь туманным, мало объясняющим враньём, прячась за соблюдением разговорных приличий, но глаза г-на Монро, глядящие на меня с пронзительным, умоляющим любопытством, пробудили во мне актёрскую фанаберию, какой с лихвой хватило бы на десяток кающихся, и я едва не признался в нечаянной дефлорации.
Спасительный эвфемизм никак не находился, и в конце концов явился перед г-ном Монро в виде неудобоваримого tribulatio5.
Г-н Монро вздрогнул, словно обломок латыни упал ему на ногу, и приказчик в углу, исполнив роль голоса за сценой, уронил на гулкий пол упущенную улику.
Вам придётся выплатить контрибуцию, если повреждения видны на глаз, сказал образованный г-н Монро, и я уверил его, что покрою издержки с покорностью невиновного, но не желающего скандала приличного человека.
Обладание куклой в узком, физиологическом смысле, не вызывало у меня смущения, и я готов был бы сотню раз признаться в таком пустяке.
Но обнаруженная девственность была неприлично натуральна, и страшное, душераздирающее ощущение капкана кукольных внутренностей сдавливало грудь и не отпускало, пока под присмотром г-на Монро я выбирал окончательное содержимое для откровенного признания.
К счастью, мне хватило ума не сболтнуть лишнего – случайным чутьём, посещающим и неудачливого кладоискателя, я уловил, что г-н Монро мог не знать тайны устройства каждой из кукол, т. к. не все куклы устроены по одному чертежу.
Я понял, что любая кукла, как всякий продукт человеческого труда, могла иметь дефекты – виной кукольной девственности могли стать ошибка чертёжника или злая шутка фабричного