у огня, смеется и улыбается, как будто ему нравится их компания, в то время как они глумятся над человеком, который готовит на всех еду. На какое-то время Соголон одолевает интерес, как этот мужчина держится среди других мужчин. Всё для нее внове – как, например, они сидят друг с другом среди травы и песка. Все находят себе место у костра, ждут, когда дойдет мясо и что там еще, а свои мечи, копья и шлемы снимают и бережно укладывают близ себя словно сонных детей. Затем укладываются, подперев головы локтем, или садятся, сложив руки на колени, а голову опустив на руки, и широко расставляют ноги, словно приглашая огонь проникнуть туда и обогреть тело снизу.
Соголон раздумывает о мужчинах и даже не уверена, откуда у нее такие мысли; неужто их разжигает в ней этот провожатый? Ведь ни братья, ни хозяин, ни близнецы никогда не вызывали в ней ничего подобного. Соголон не может вспомнить, когда попутчики перестали называть его «провожатым» и стали звать по имени: Кеме. Непонятно, как ей относиться к этому имени. Точнее, не к имени, а к тому, как произносить его вслух. За этими своими раздумьями она сидит в стороне от каравана, хотя и не совсем у костра. Когда мужчины проводят какое-то время вместе, скажем, за одним и тем же делом, или просто в совместном пути, то всегда ли они становятся братьями?
– Гляньте-ка на Кеме в свете костра! Такой хорошенький, что мог бы быть девицей!
Все смеются, в том числе и сам провожатый.
– Осторожней, наемник. В Фасиси любителям мужчин ходу нет, не то что у вас в Конгоре, – говорит он, и все снова взрываются смехом, кроме семикрыла, который назвал его «красавой». Соголон мысленно его отмечает и успевает заметить, что отмечает и провожатый, даже когда смеется. Его взгляд чутко перепрыгивает на нее, а она отвести глаза не успевает.
– Ты как думаешь, Соголон? – окликает Кеме.
У Соголон едва не выскакивает сердце.
– Ты спрашиваешь девчонку, считает ли она тебя пригожим?
Соголон молчит, уставясь в темноту. Правда между ней и небом состоит в том, что мысленно она задавала себе этот вопрос множество раз. И отвечала на него.
– Кое-кто казался смышленее в прошлую четверть луны, – говорит Кеме.
– На прошлой неделе я не разговаривал, – бурчит семикрыл.
– Я не тебе. Ну так что, Соголон, ты сражаешься за правое дело или за монеты?
– Женщины не сражаются, – кривит губы семикрыл.
– Ты метишь стать одной из них, потому и отвечаешь? Я разговариваю с Соголон.
Она не знает, защищает он ее или подтрунивает. Может, и то и другое.
Мужчина способен бывать двумя разными существами одновременно, точно так же как женщина. Видя, как все мужчины насмешливо на нее смотрят, Соголон выходит из своего оцепенения.
– Что значит «правое»? – молвит она.
– То есть? – переспрашивает Кеме с любопытством.
– Ты говоришь, сражаться за дело. А каково оно? Одна борьба не делает его правым.
– А что, удалец, она ведь с умом говорит, – оживляются остальные семикрылы. – Ты не сказал, правое