жуткое смущение всякий раз, когда ловит на себе его насмешливо-веселый взгляд, или хуже того, слышит смешки.
– Заткнись! – вспыхивает она.
– Да я и слова не вымолвил.
– Я знаю, ты специально меня изводишь!
– Делать это мне уже недолго осталось, – говорит он и забирает их улыбки с собой.
Наперегонки с вечером караван достигает великой стены. Взгляд ожидает увидеть тесаный камень, возможно, даже кирпич, но стена гладка, как глина. Розоватая там, где на нее еще падает солнце, и почти лиловая в местах, где тень. Большие зубчатые башни с прорезями окон; из одного стекает бурая вода. Соголон прикидывает: стена примерно в десять и еще два раза выше стражника, стоящего рядом с ней, а наверху через каждые несколько шагов друг от друга тоже стражники в железных шлемах и с копьями в руках. Караван проезжает к другим воротам, которые при виде провожатого сразу же открываются, видимо, расценивая его приезд как важное дело. Соголон тоже старается держать голову высоко и надменно, но слишком уж много здесь всякой невидали, которую хочется рассмотреть.
И вот он, долгожданный въезд в Фасиси. Прежде чем она успевает осмыслить то, что видит, Кеме говорит ей, что это местопребывание знати, а не сам город. Чтобы добраться до другого края Фасиси, потребовалось бы полдня. Невидали на этой улице более чем достаточно. Само собой напрашивается сравнение с Конгором: там стены настолько похожи на грязь, что может показаться, будто весь город вырос из пыли. Возможно, потому, что голова Соголон крутится в обе стороны с небывалой быстротой, глаза сначала выбирают только цвета. Пятна белого, красного, лилового, зеленого и синего пестрят на одеждах мужчин и женщин; красноватая грязь кирпичных строений и стен; фиолетовые ткани, струящиеся в руках базарных торговцев на пути у проходящих; зелень травы и деревьев, чьи купы венчают скрытые за стенами дворы; синие стены дальше по дороге, по которой ведет гостей Кеме. «Спокойно, девочка, спокойно», – звучит голос, похожий на Соголон, но она представляет, что эти слова произносит Кеме. Он уже ушел вперед, не очень далеко, но достаточно, чтобы в городе прослышали: посланец вернулся.
Сначала она оглядывает небо, а под ним город, окутывающий эту величественную гору подобием неимоверного подола. Выше, на склоне, судя по всему, дворец, но он так высок, что отсюда различимы только очертания и огни. Улица впереди широка настолько, что запросто разъедутся хоть три караванных шатра, едущие встречно. Опять кирпич, всюду кирпич, весь кирпич мира для одной лишь дороги. Стайки мальчиков в белых юбках, шароварах и накидках; группы мужчин с золочеными щитами, мечами и копьями, а на головах уборы с мягким колыханием перьев. Каждый мужчина носит бороду, а некоторые усы, которые и того длиннее. Соголон проходит мимо уставившейся на нее маленькой девчушки в коричневой козлиной шкуре и целой башне из бус на шее. Вон еще три женщины, все в белом, и у всех волосы густые и пышные, как подушки на плечах.
Еще две несут блестящие тыквы с кожаными ремешками в качестве сумок, а у одной через плечо повязан большой оранжевый кушак, в котором лежит ребенок. Вот они какие, женщины Фасиси. Соголон ничего о них не