к тем двум форелям, которых я поймал накидной сетью. И пока Стеди успокаивал психопатку, я бросил филе на две сковородки с длинной ручкой, добавив немного масла, соли и перца, и начал готовить завтрак для себя и Стеди.
И снова внимание Кейти переключилось на меня. Она прошествовала к кофемашине, наполнила пустую кружку и остановилась, наблюдая за мной. Я сделал вид, что не обращаю на нее внимания, и она вернулась на свой трон на кушетке.
Чем дольше я находился рядом с этой женщиной, тем больше мне хотелось, чтобы она убралась с моей лодки. Я всего лишь стоял возле нее, а у меня уже волоски встали дыбом на шее. Я никогда не встречал никого настолько холодного, закрытого и просто грубого. На ум приходит неприличное слово, но его я оставлю при себе. Там же останутся и слова «дорогостоящее содержание». Резкий контраст между тем, как я впервые увидел ее целующей Стеди в щеку в исповедальне. Я разложил завтрак на две тарелки, и Кейти это заметила. Стеди остановился на полуслове, когда она ткнула пальцем в мою сторону:
– Кто он такой, черт побери?
– Его зовут Санди. Он своего рода отшельник.
– Кто?
– Отшельник. Церковь когда-то называла их «жителями пустыни», но он… – Стеди махнул рукой в сторону воды, – опровергает это определение. Это образ жизни в добровольном одиночестве, предназначенный для того, чтобы изменилось сердце.
Актриса посмотрела на меня. Стеди продолжал:
– Это условия, в которых человек живет в уединении, предаваясь покаянию и молитве.
Кейти сменила положение ног, а ее большой палец скользил по краю кружки. Глаза не отрывались от меня. Стеди заговорил снова:
– По каноническому закону тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, церковь признала отшельническую или затворническую жизнь, когда верующий христианин посвящает свою жизнь восхвалению Господа и спасению мира через строгое отделение от мира, через молчание одиночества, усердную молитву и покаяние. – Стеди махнул рукой в мою сторону. – Закон признает отшельника как человека, посвятившего себя Богу, если он или она следует трем евангельским обетам целомудрия, бедности и послушания. А в его случае есть еще и четвертый обет.
Я понятия не имел, о чем он говорил, но не прервал его. Стеди меня заинтересовал, и мне хотелось узнать, к чему он ведет. Технически все, что он говорил, было правдой, но в этом никогда не было ничего официального. На Кейти это явно не произвело впечатления.
– Четвертый?
Стеди кивнул:
– Да. Молчание.
Священник оказался разговорчивым. Сумел перевести внимание с нее на меня.
– Исполнение обета подтверждено обетом, данным епископу конкретной епархии. – Стеди улыбнулся. – И тот или та, кто дал обеты, следует собственному плану жизни под его руководством.
Она перешла сразу к сути:
– То есть, он живет один и ни с кем не разговаривает?
– Одиночество – это не цель, а лишь подходящая среда для движения