в необычайно чистое окно и через некоторое время услышала неголос Валерия:
– Интересная он фигура.
Я не могла не согласиться. Интересный лембой в теле Вяйнемёйнена.
– Большой музыкальный талант.
Да, талант. Он проживал свою музыку. Он жил свои песни, жил свои концерты, он сам был один сплошной концерт. Он мог сыграть на стуле, на надутом пакете, на стеклянной банке, да хоть на яйцерезке – все обрамляло его голос, его жалостливые стоны и жуткое рычание, раскатистый финский «rrr» и свист «sss». Он выкрикивал свою тоску так, что каждый принимал ее за свою. Он выкрикивал свою безудержную радость – всегда с перехлестом, на грани разрушения, саморазрушения. Да, он был большой талант и принимал любую похвалу равнодушно или презрительно, но после шептал, будто доверяя интимную новость: «Они сказали, что я офигенный! Они сказали офигенный, слышала?»
– Харизма, – продолжал Валерий. – Корни в культуре… карельской. И в финской, ведь это одно, не так ли? И Тео, представьте себе… – он на секунду умолк, – выдающийся, так сказать, карельский музыкант – он нужен нам, правда? Я не боюсь преувеличений, и это не преувеличение. Разве нам, карелам, не нужен духовный лидер, способный пробудить нацию…
– Какую нацию? – я вдруг почувствовала, что не спала уже почти сутки. Пыталась следить за мыслью, но слышала какую-то смесь высокопарностей.
– Карело-финскую нацию. Ведь нам нужен такой, или даже такие – точки силы, которые поведут нас прочь от власти Москвы, к новой независимости? Может быть, даже к союзу с Финляндией?
Такое я, конечно, слышала и раньше, но помнила больше как разрозненные реплики на радио в девяностые и обрывки взрослых разговоров: независимая Карелия, вот было бы круто. Мама всегда говорила «там в России» и «тут в Карелии». Иногда кто-нибудь возражал, что независимой республике нужна независимая экономика, но на это кто-нибудь другой отвечал, что у нас же лес, о-о-о, у нас столько леса! И я представляла себе, как свободной Карелия идет в лес и собирает чернику, бруснику, грибы. Полные ведра, ведь лес – наше богатство, и ни в чем нам не будет нужды. «Это Юкко, это Микко ищут клюкву и бруснику», – читала я в тоненьком сборнике стихов для младших школьников, и голубоглазые широкоскулые дети на акварельных иллюстрациях воплощали будущее, которое как будто уже есть, но где-то не здесь. Говорили и о Финляндии, которая желает нам добра и хочет помочь, не как бедному родственнику, а как любимой сестре… Эти семейные метафоры как-то сливались с образами эпоса «Калевала», который я, как и большинство карельских детей, не читала, но знала по гравюрам на стенах, спектаклям в кукольном театре, пересказам рун в учебнике краеведения, по всему этому вороху вторичного материала, призванного помочь нам узнать и сохранить… что?
– У меня есть идея, план запустить проект национального культурного пробуждения. Первый шаг – уличный театр, интерактивный, музыкальный. На карельском, финском, русском. Возьмем площадь Кирова… символично,