язык опух и умолк. – Или такими становятся, прослужив какое-то время? Как вообще такими становятся? Едите вы, что ли, что-то, чтобы все черты вот так вот сгладились и голос стал такой вот прямой ниточкой: «ба-а-а-а-а»… Скользкие, как водяные змеи.
Меня охватило такое воодушевление, какое после вспоминаешь c ужасом. Туман в голове и твердая убежденность юного человека в том, что неприятности случаются только с другими. Мы были даже еще не на полпути к моему дому, машина только выехала на Первомайский проспект, бесконечно длинный и как будто прямой, но с развилкой в конце, которая на самом деле была слиянием с другой улицей, поменьше. Я вдруг подумала, что если бы мы поехали другой дорогой, на пару километров ближе к озеру, то оказались бы на Октябрьском проспекте. Эта часть города жила между маем и октябрем, между весной и осенью, между ожиданием и ожиданием.
Валерий не ответил. Краем глаза я видела, как он сидит и смотрит прямо перед собой. Наверное, очень профессиональное поведение. Машина повернула на Ленина и остановилась перед «Гирвасом».
– А давайте-ка по скандинавской каше, – сказал Валерий, внезапно повернувшись ко мне. – Тут ее отлично варят.
– А давайте, – мне вдруг стало казаться, что мы еще поговорим.
Валерий выбрал столик у окна, из которого было видно припаркованную машину. Водитель остался ждать за рулем – теперь уже никто не делал вид, что это такси. Я разглядела его лицо через лобовое стекло. Он сильно смахивал на длинного Серегу, которого в пятом классе оставили на второй год и определили за пятую парту первого ряда, ровно у меня за спиной.
Валерий заказал две рисовых каши по-скандинавски и воду. Я попросила чаю. «С песочком?» – спросила официантка, и меня окатило волной эмпатического стыда и нежности. «Нет, спасибо, сахару не надо», – ответила я. Как только она удалилась, Валерий заговорил со мной тем же глухо-звонким голосом, что и в машине.
– Вы зря так – змеи. Вы же умный человек, живете в мире нюансов, так? Знаете, что кроме черного и белого есть много цветов. Вам кажется, что мы служители зла и вас к себе зазываем. Но мы же не в фэнтези. Кстати, даже там уже нет однозначного добра и однозначного зла. Жанр развивается, так сказать. Собирать сведения, документировать – то, что я вам предлагаю, – это, можно сказать, художественная деятельность, своего рода творчество. С чего вы взяли, что мы все используем против людей? Мы действуем в интересах народа.
– Которого? – не удержалась я.
– Населяющего территорию нашей страны, – невозмутимо ответил Валерий. – А вот и кашку принесли. Говорю же, они здесь молодцы. И денег особо не дерут, и корицы не жалеют.
Официантка поставила на стол мисочки с кашей, украшенные настоящими коричными палочками. Обычно кашу подавали только с молотой корицей. Мне ужасно захотелось облизать свою коричную палочку и сунуть в карман, извлечь хоть какую-то пользу