о многие обиды и угрожавшего им смертным убийством. Полковник в свою очередь тоже донес на бахмутских казаков.
Запряженная отощавшей парой отощавших гнедых коляска уныло скрипела в степи несмазанными осями. Возница в одиночестве трясся на передке, подгоняя лошадей, испуганно прядавшими ушами. Слабосильные кони с трудом тащили коляску.
– Дегтю нет, чтобы смазать оси? – вопросительно пробормотал дьяк.
Долгая дорога утомила Горчакова. Покачиваясь в коляске, дьяк раздумывал о том, как ему изучить и доложить царю обстановку на Дону, чтобы покончить с междоусобицей между донскими и изюмскими казаками за Бахмутские соляные промыслы. Алексей предполагал, что ему вряд ли удастся что-нибудь сделать, потому что в Черкасске до него уже побывал Петр Языков и переписал все земли по речке Бахмут. После его доклада царь запретил донским и слободским казакам, а также всем пришлым людям селиться на Бахмуте. Но указ царя не принес желаемого результата, поэтому Петр I, чтобы навсегда покончить с ссорами, указал отписать на него все соляные промыслы на речке. Однако и этот шаг царя не положил конец междоусобице.
На большой кочке бричку тряхнуло так, что дьяк подскочил.
– Тьфу! – густо сплюнул Алексей, рассердившись на кучера. – Все кости растряс проклятый.
Обозлившийся на донских казаков, Петр I передал спорные земли по реке Бахмут в управление полковнику Федору Шидловскому. Но Войско Донское не согласилось с этим и для защиты своих интересов на Бахмутских солеварнях назначило походным атаманом отличившегося беспримерной отвагой в Азовском походе Кондратия Булавина. В жестоком сражении отважный казак одним из первых ворвался в турецкую крепость и зарубил палашом многих турок, оказавшихся на его пути.
После состоявшегося назначения Булавин с пятью сотнями казаков забрал солеварни в свои руки и согнал слободских казаков с речки Бахмут. Продав государственную и слободскую соль, Булавин сам занялся варкой соли.
В ответ наказной полковник Шуст по приказу Федора Владимировича Шидловского осадил Бахмут, но это вызвало возмущение казаков Изюмского полка. Испугавшись, что Кондратия Булавина поддержат соседние городки, полковник вынужден был снять осаду и ни с чем возвратиться в Изюм.
Солнечные лучи щедро поливали донскую степь. Коляска катила по пыльной дороге. Изредка попадались ветхие и малолюдные хутора, имевшие по три-четыре избы с просевшими крышами и заросшие крапивой.
Пролетел верстовой столб, в небесную высь взметнул пестрый ястреб.
Горчаков, вдохнув запахи разнотравья, унылым взглядом оглядел сутулую спину извозчика. Кучер, несмотря на трудную дорогу нахлестывал кнутом по запавшими боками рысаков. Кони прибавили рыси, коляска покачивалась на ямах и подпрыгивала на кочковатой дороге. Ближе к Дону картина стала веселее. Кучер с дьяком въехали в богатую станицу с крепкими хатами и двинулись по запруженным народом узким улицам. Лошади все время норовили сорваться вскачь, но извозчик с трудом сдерживая их, туго натягивал плетенные вожжи.
– Колесо вот-вот отлетит – надо в кузницу заехать, – развернувшись к дьяку, предупредил кучер.
Горчаков сдержано вздохнул:
– Ну надо – значит надо!
Лошади возле верстового столба свернули к отдельно стоящей на косогоре закопченной кузнице. Коляска внеслась прямо в центр двора. Всюду валялись перевернутые телеги, сохи, бороны, слева раскинулась коновязь.
Низкое приземистое строение дышало огнем и гарью. Загремев массивной цепью, грохнула бешенным лаем собака. На шум из кузницы вышел кузнец в кожаном фартуке и могучими руками.
– Что случилось?
– Колесо отвалилось, не видишь? – изумленно расширив глаза, дьяк грузно вывалился из коляски. – Когда управишься?
Кузнец, перехватив его взгляд, подложил под ось чурку и, сняв колесо, покачал кудлатой головой:
– Работы много.
– Делай быстрее, времени нет, царский указ везу.
– Раньше вечера не сделать, – угрюмо ответил кузнец.
Горчаков, неловко потоптавшись, умоляюще посмотрел на него:
– Поторопись: я хорошо заплачу.
Кузнец перевернул пролетку, вытащил железную ось и принялся за дело. Он насыпал угля, сунул ось в горн и раздул огонь мехами. Затем, подержав ось в жарком горне, кузнец кинул ее на наковальню и, все время поворачивая, постукивал молотом, как в пасхальный перезвон.
Незадолго до вечера пролетка была собрана и готова. Дьяк щедро расплатился с кузнецом, и коляска отправилась в путь. После дождя дорога стала влажной. Из-под копыт коней летели влажные комья.
Кучер сдерживал коней, чтобы коляску меньше качало. На узкой дороге дуги задевали за свешенные ветви. Иногда его щедро осыпало дождевыми каплями с листвы.
– Занес меня черт на проклятый Дон. Подгребай к Бахмутке, не могу больше: кости в штаны свалились, – устало простонал на рассвете Алексей Горчаков, злобно уставившись в сгорбленную спину ездового. – Чтоб чума взяла этих казаков!
Коляска по наезженной