в модуль за пищевым брикетом и водой, а то наставник всегда растягивает проповедь до самого отъезда, и приходится работать впроголодь.
Холл благодарно хлопнул Жимми по плечу и заторопился на выход. Обрадовавшись внеурочной паузе, за ним потянулись остальные.
– Тебе действительно достанется, – остановился рядом Джил. – Ты выставил Даби дураком. Он такого не простит.
– Знаю, – согласился Жимми. – Но до поглотителя мой проступок не дотягивает, а остального я не боюсь. Даже если вызовут на Совет Синедриона, я найду, что ответить.
– А это уж как твои слова вывернет Даби, – не согласился Джил. – А как Злой может перевернуть всё с ног на голову, мы знаем.
В ответ на его слова Жимми лишь молча кивнул. Те, кто был постарше и помнил Даби другим, рассказывали, что раньше всё было иначе. По традиции к имени наставника прибавлялся эпитет, характеризующий его нрав и способности. «Скорый Даби» – так звали его за быстроту мыслей и решений. Идол-наставник Наум считал молодого наставника едва ли не своей правой рукой, и ни одно решение не принимал без обсуждения с Даби. Но как-то так уж дальше случилось, что с годами Даби растерял и скорость ума, и его остроту. И чем старее становился наставник, тем явственнее видели обитатели общины, что мудрость его покидает. Он становился забывчив, ленив и откровенно глуп. Вместо былых добродетелей, которыми он снискал расположение Синедриона, появились раздражительность, медлительность и невероятная злопамятность. Эпитет «Скорый» потерялся сам собой, за глаза же наставника Даби теперь именовали не иначе как «Злой». Из руководства Синедриона его выставили, но мантии не лишили, а, сжалившись, доверили читать проповеди подросткам.
– Ты очень рискуешь, – поддержал Джила Ром. – Так недолго и угодить в лапы к Умарку.
Хмурый Умарк, или Тёмный Умарк в Синедрионе был, пожалуй, самой мрачной и страшной фигурой из всех наставников. Он предавал поглотителю тела умерших, снимая с них всё, что представляло хоть какую-то ценность. Если же Совет Синедриона выносил кому-либо приговор за преступление против общины, то приводил его в исполнение не кто иной, как наставник Умарк. И поговаривали, что, слушая, как кричит на транспортёре заезжающая в поглотитель жертва, Умарк мрачно улыбался и, припав лицом к стеклу, смотрел во все глаза, стараясь не упустить ни одного мгновения, как ещё живое тело распадается на атомы. Это были редкие моменты, когда его видели улыбающимся. Всё остальное время он оставался Хмурым Умарком.
– Если меня вызовут на Совет Синедриона, – ответил Жимми, – я докажу, что всё, что я сказал на проповеди, было не для того, чтобы её сорвать, а наоборот, чтобы придать ей мудрости. Наказания достойно невежество, а не разум. Невежество погубит общину. Невежество, а не знание. Именно так я и скажу. Наставники любят, когда беспокоятся о судьбе общины.
– Ну-ну, – отозвался Джил, направляясь к двери. – Именно так и скажи. А ещё скажи, что ты пытался учить «Заветам жития» наставника. Синедриону это точно понравится.
На