и заигрываниями межполовой сферы. «Давайте тут побыстрее, зачем так растянули сцену? Люди все равно не поймут. Тут мало звука, наимпровизируйте там что-нибудь от себя повеселее, хоть смешно будет,» – махал своей палочкой он.
На моих глазах великое творение превращалось в тот самый дорогой балаган, детский утренник, с покушением на заумь. Но ведь никто не станет думать, как так получилось, что режиссер с мировым именем вдруг поставил полную муру. Никто не узнает, как по винтику, по нотке разобрали Эрмитаж на палатки для пива.
Музыканты молчали. Оклад отменный, у всех дети, зачем говорить, когда и самим ничего не понятно? Одна только особенно известная и свободолюбивая скрипачка просто встала посреди репетиции, подняла скрипку и очень отчетливо произнесла: «Пошли вы на х..!». Потом собрала скрипку и молча ушла, разорвав контракт и наплевав на оклады и скандалы.
Я не ушла, но бесконечно спорила с дирижером, умоляла музыкантов играть по партитуре: «Ну кто вы такие, чтобы исправлять то, чего вы не понимаете? Это же выверялось по секундам! По вашему исполнению будут судить его, великого, выпоров за вас, как негодного мальчишку, потратившего столько сил и денег на свои понты, естественно, не ставшие событием!».
Через год приехал Великий, посмотрел на остатки детища и запретил ставить свое имя на афише. Его протест мало кого заинтересовал.
Ситуация накалялась, и меня поставили работать в ту дату, которую я очень не хотела брать. Я уже согласилась на очень вкусную работу в Тюмени, прямо накануне этой даты. Мой протест тем более прошел незамеченным.
И вот в аэропорту Тюмени мой хороший приятель и известный актер, после уже не помню какой бутылки пива, кричал мне, глядя в лицо мутными, но честными и яркими глазами:
– Ты в яме?!?! Ты же гиперсекс! Ты должна быть на сцене, а не под сценой!
– Но ведь это же лучший театр страны! Это же великий режиссер! Я же тоже создавала эту музыку, и больше нигде столько не платят за спектакль… Да и я просто люблю это всё!
– Я сам буду тебе платить, если надо! Наше маленькое шоу тоже приносит тебе и доход, и радость сотворчества! Но, главное, ты же – это ты, ты не можешь быть, как все, просто музыкантом, пойми!
Я молча ушла покупать огромный шаманский бубен. Не знаю зачем, для чего, но он должен был быть моим. И тут объявление: «Внимание! Самолет задерживается на 18 часов».
Это был конец. Я точно знала, что дирижер вцепится в эту возможность убрать неудобную дерзкую занозу с синими волосами. «Да я тоже выкрашу волосы в синий, и ползала будет на меня смотреть», – любил повторять он, когда после спектакля подходили люди и говорили, что больше смотрели в яму, чем на сцену. «Я пытался тебя отстоять, но это же такой скандал! Как ты могла это устроить?», – раздалось в трубке насмешливо и спокойно, и я вылетела из театра.
Конечно, никому не было интересно, что какая-то из ямы была с чем-то не согласна, что число я отказывалась