Мартышка с рулем! Куда таким в машину!», – вдруг визгливо заорал мой спутник, потомок благородной фамилии, обладатель изящных очков в золотой оправе, с легкостью цитирующий Ницше и Кафку. Телефон истерично стал вбиваться в руль, соря кнопками, как гопник зубами.
Страх был меньше удивления.
– Если вы не дорожите своей жизнью или телефоном, поберегите хотя бы мою, —взмолилась я тихим полуматом.
– А может, я только об этом и мечтаю, чтобы врезаться однажды в столб на полной скорости и закончить это тщедушное мракобесие, которое малохольные идиоты почему-то называют жизнью, блять!
В глубине души я полностью разделяла его взгляды на малохольное мракобесие, но тушка все равно хотела жить.
Вопреки всему, мы доехали и припарковались. Я постепенно, вечер за вечером, виски за виски, из тайников, из закоулков стыда этого сильного человека, начала выуживать рыбок его аквариума. История была действительно иронична и даже садистична, впрочем, вселенная или всевышний всегда казались мне обладателями весьма изощренного чувства юмора.
Блистательно закончив медицинский факультет (а как иначе, все родственники были известными врачами, учеными, докторами наук и прочими почетными членами общества), Дубровский стал, конечно же, блистательным хирургом. «Померяться силой с костлявой» стало воистину смыслом жизни красивого, ироничного и очаровательного в медицинском цинизме, муже. Женщины пищали, пациенты оживали, деньги, хоть и не огромные, но вполне соизмеримые с амбициями, сыпались, родители, хоть и не вслух (ибо не принято хвалить истинным интеллигентам своих отпрысков), гордились, жизнь удавалась спокойно и закономерно.
Ухмылка на лице создателя стала шире, и у нашего блистательного героя началась аллергия на латекс. Короче, никакой хирургии, да и прочей борьбы с костлявой больше не намечалось. Смысл утерян, женщины умолкали, пациенты не благодарили, родители в открытую (ибо кто как не родные, скажут ту самую правду!) перестали гордиться и начали презирать.
Голова работала отлично, образование было достаточным много для чего, очарование пропало далеко не сразу, и довольно быстро появились и должность директора, и деньги, и женщины, и связи, вот только все это было мелко и не имело никакого величия и даже смысла. Тут и возникла я – муза, в меру странная, в меру доступная.
Внутренний голос, продираясь через перипетии наших чувств, мужа, неразделённых постельных интересов, все настойчивее говорил мне: «Год, ему остался год, он подписал контракт». Только не спрашивайте меня, какой контракт, с кем и как он подписал. Вероятно, это какое-то образное бессознательное отображение скрытых психосоматических тенденций в человеке – я не знаю. В моей голове это звучало как внезапный голос, из-за которого я теряла нить разговора и спотыкалась между слов внезапно и нелепо. «Год, год, год…» – твердил голос. Никакой надежды объяснить человеку из науки, что, как и почему