цепляли трос к цилиндру.
Элиас Лённрот ворвался на буровую, его тень растянулась по стене, неестественно длинная, будто сплетённая из веков. Его пальцы, знавшие на ощупь и руны «Калевалы», и анатомию мёртвых тел, впились в рукав Горшкова. Кожа под ними холодела, будто прикосновение вытягивало тепло, накопленное за годы.
– Прекратите бурение! – его голос звучал как шуршание страниц древнего фолианта, забытого в сыром подвале. – Вы разрываете не пласты породы, а печать.
Горшков дёрнулся, но Лённрот не отпускал. В его глазах отражались не люди, а цифры: 7670… 7669…
– Какой ещё печати? – прошипел Горшков, но Лённрот уже тянул его к цилиндру.
На поверхности металла, там, где другие видели лишь капли чёрной жидкости, Лённрот различал руны. Те самые, что он вырезал на оленьем роге в 1832 году, перед тем как исчезнуть из деревни Хийси.
– Это не артефакт, а счётчик, – он провёл пальцем по цифрам, и они задвигались, как личинки под кожей. – Двадцать один год. Ровно семь тысяч шестьсот семьдесят дней. В 1928-м здесь копали такое же. В итоге вся группа повесилась!
За его спиной ветер донёс крик Агафьи – нечеловеческий, как рёв лосихи, попавшей в капкан.
– Она рожает в тот же миг, когда вы достаёте эту штуку, – Это не совпадение. Это плата, – прошипел Лённрот.
Горшков отпрянул, но взгляд его зацепился за пальцы «доктора» – под ногтями чернели нити, будто впившиеся в плоть. Знакомые нити.
– Откуда у тебя это? – Горшков схватил его за запястье. – Такими чёрными сухожилиями только в сорок втором…
Он замолчал осознав. Советские солдаты, нашедшие маяк в 1944-м, рассказывали: трупы немцев в подвале были зашиты так, будто нити втягивались внутрь, как корни. В отчёте НКВД это вымарали, но Горшков видел фото – его друг-архивист однажды напился и проболтался.
Лённрот улыбнулся – слишком широко, как тот немецкий обер-лейтенант из доклада, чей рот стянули в вечную улыбку.
– Ты читал не всё, майор. Однажды я тоже нашёл «зашитые» тела. Только тогда нити были из оленьих жил…
Ребёнок вышел на свет без крика.
– Девочка… – Тамара перерезала пуповину дрожащими руками. Ножницы звякнули о металлический поднос, и Агафья подняла младенца к свету.
– Нина… – прошептала Агафья, глядя, как цифры на её животе меняются на 7669.
За окном грохнуло – цилиндр вырвали на поверхность. Одновременно:
В медпункте погас свет.
У Нины открылись глаза – зрачки вертикальные, как у кошки.
На стене проступила надпись кровью: «21.06.1970».
Из отчёта геологоразведочной партии №7670 (21.06.1949, гриф «Совершенно секретно»):
«Образец №1 извлечён на поверхность. При контакте с воздухом начал выделять чёрную жидкость, образующую цифры 7669. Оператор Петров М.И. (1923 г.р.) сообщил, что «слышал детский голос» в рации. Через 7 минут у роженицы (Агафья И.) зафиксированы идентичные цифры на теле. Рекомендовано сжечь медпункт. Тело новорождённой – изъять».
Примечание: на обороте документа детским почерком