будто пытались оторваться от ткани и вцепиться в живое.
Горшков затянулся «Беломором», но едкий дым не мог заглушить сладковатый запах разложения, исходивший от цилиндра на столе. Металл, ещё секунду назад гладкий и холодный, теперь покрылся чёрными каплями – маслянистыми, пульсирующими, словно поверхность потела ядом.
– Борисыч… – Петров, сидевший напротив, резко поднял голову. Его пальцы сжали край стола. – Смотри.
Горшков не успел ответить.
Цилиндр дёрнулся.
Не от толчка – изнутри, будто что-то ударило в стенки, пытаясь прорваться наружу. С треском, похожим на хруст ломающихся костей, по поверхности побежала трещина. Из неё хлынула густая, тягучая масса – чёрная, как дёготь, но живая. Она тут же собралась в цифры:
7-6-6-6.
– Чёрт возьми! – Горшков рванулся вперёд, схватил цилиндр, но ладонь прилипла к металлу. Боль пронзила запястье – старый шрам от кёнигсбергского осколка запылал, будто под кожей шевелились личинки. Он дёрнул руку, оторвав её с кровавыми полосами.
В этот момент из выключенной рации раздался шёпот:
– Пап…
Голос был детским. Знакомым.
Петров ахнул, схватился за грудь, но его тень на брезенте не повторила движение. Вместо этого она медленно повернула голову и засмеялась – звук, как скрип ржавых ножниц.
– Борисыч, она… живая! – прошипел он, отступая к стенке палатки.
Лампа погасла.
Тьма сомкнулась, густая, как смола. В ней цилиндр засверкал – не отражением, а изнутри, будто в нём открылся чей-то глаз. Раздался скрежет – точь-в-точь как царапанье ногтями по стеклу.
Горшков рванулся к выходу, но полог палатки захлопнулся сам, будто невидимые руки держали его. Воздух стал вязким, тяжёлым, каждый вдох обжигал лёгкие.
Петров, прижатый к стене, вдруг полез за пазуху. Его пальцы дрожали, но когда он вытащил осколок шунгита – тот самый, что нашли в кармане отца в двадцать восьмом, – голос его стал твёрдым:
– Я не испугаюсь. Ты уже брал его. Теперь бери меня.
Чёрные нити, уже обвивавшие его ноги, замерли. На секунду.
Потом рванули к цилиндру с такой силой, что кости хрустнули.
Горшков видел, как в последний момент Петров сунул что-то в трещину. Позже, когда всё кончится, он найдёт там обгоревший клочок бумаги:
«Лённрот знал. Ищите под маяком. 21.06.1970».
Рация взорвалась, осыпая их искрами. В динамике завыл белый шум, и сквозь него прорвался голос:
– 76… 66…
Утром Петрова нашли у скважины.
Его пальцы впились в землю, будто он пытался закопаться. Рот был растянут в улыбке, а в зрачках – отражение цилиндра.
Из отчёта геологоразведочной партии №7670 (июнь 1949, гриф «Совершенно секретно»):
«25.06.1949. Образец №1 проявил аномальную активность. При контакте с лаборантом М.И. Петровым (1923 г.р.) выделил субстанцию, вызвавшую острое психосоматическое расстройство. На месте инцидента обнаружены следы чёрной жидкости, образующей цифры 7666. Рекомендовано немедленное прекращение работ.
Примечание: часовой Козлов (на посту с 23:00) сообщил, что «видел тень Петрова, стоящую