выдохнул, сбрасывая сумки на пол.
Я вскочила с кровати и бросилась к нему в объятия.
– Не представляешь, как я перепугался, – прошептал он, крепко сжимая меня.
– Все хорошо, – попыталась успокоить его я, гладя по спине.
Время словно остановилось. Я не хотела отпускать его и наслаждалась моментом, забыв о том, что стою без обуви на ледяной плитке. Марк притянул меня ближе, и, чуть приподняв, поставил на носки своих зимних кроссовок. Стало гораздо удобнее: теперь было не холодно, а ещё так я могла услышать, прижавшись к груди, как бешено бьётся его сердце. Не знаю, сколько времени мы так простояли, но в конце концов ему всё же пришлось вернуться к сумкам и поднять их с пола:
– Вот, тут фрукты, сладости, соки… не знал, что привезти поэтому взял всё.
Я произнесла без капли смущения:
– Спасибо. Но тебя достаточно.
Как и в ситуации с мамой, когда первая радость от встречи утихла и приветствия были закончены, Марк заметил букет. Его брови взлетели, выдавая ревность, лицо стало более серьезным, но он удержался от вопроса; я же расхохоталась. Схожая реакция двух самых близких мне людей на один и тот же раздражитель развеселила.
Успокоившись, я подошла к Марку и встала напротив, достав записку из кармана, передала ему и прокомментировала:
– Не знаю, от кого он. Там было это. Лучше сообщить медсестре об ошибке, чтоб никого не смущать.
Он посмотрел на записку, затем на меня, потом открыл её и пробежался по строчкам. Сквозь сжатые зубы выдал:
– Это не ошибка. Букет от Никиты.
Я нахмурилась, не веря своим ушам:
– От Никиты? Твоего брата? С чего ты взял?
Он лишь усмехнулся и, выбросил бумажку в мусорное ведро.
– Нико… что-то там – его имя?
Марк попытался скрыть улыбку, глядя на моё озадаченное лицо:
– Да. Наш отец был итальянцем.
Я удивилась – не могла поверить, что в рассказе о себе он упустил такую интересную деталь, на моём лице появилось хитрое выражение:
– А что насчёт тебя? Может, ты и не Марк вовсе? – за игривым вопросом скрывалось искреннее любопытство.
В этот раз он не смог удержаться – просиял, но произнёс вымученно, как будто раскрывал большой секрет:
– Марко Элио Инганнаморте.
– Че-го? – по слогам в полном замешательстве, переспросила я. – Марко Элио Инга… серьёзно? Больше похоже на заклинание.
Он закатил глаза и, сделав шаг ко мне, сказал:
– Инганнаморте. Но, молю, не называй меня так. Просто Марк.
– Ладно, просто Марк, – повторила с усмешкой, смакуя его имя. – Как так вышло, что я влюбилась в того, чьего имени даже не знаю? – слова вырвались случайно.
– Меня так никто не называет, да и ты рано или поздно всё равно бы узнала, – отмахнулся он, уделяя основное внимание другому. – О, так ты влюбилась в меня? Это потому, что я могу повесить гирлянду и не запутаться в ней? Или потому, что единственный, кто может заставить тебя пробежать марафон до ближайшей детской площадки?
Он спросил играючи,