и увидела Клаву, которая, уворачиваясь, металась по комнате. Бабушка стояла посреди избы, лицо её было красным от гнева, глаза сузились в щёлочки. В её руках свистели вожжи, свёрнутые в тугой жгут. Она била дочь всерьёз, и вид этой расправы наводил ужас.
Клава не плакала, только губы её были плотно сжаты, а в глазах мерцало упрямство.
– Замуж за него пойду! – выкрикнула она, глядя на мать. – Люблю его!
Клаву было не остановить. Она убежала из дома и вскоре действительно вышла замуж за своего возлюбленного. Родила сына, которого назвали Владимиром. Муж, едва успев увидеть первенца, ушёл на фронт. Вернулся через десять месяцев, измученный, больной. Война не пощадила его – в лёгких свистел туберкулёз. Он прожил недолго, оставив Клаву вдовой с грудным ребёнком на руках.
Бабушка Таня никогда не упрекала Клаву за её выбор, принимала её судьбу, как и судьбы всех своих зёрнышек, со смирением и любовью.
* * *
Зина, младшая из бабушкиных дочерей, была для нас с Борькой скорее старшей сестрой, чем тётей. Разница в возрасте была не такой уж большой, и мы росли вместе, деля детские радости и печали. Она всегда присматривала за нами, опекала, защищала от обидчиков.
Однажды Зине нужно было сходить в соседнюю деревню за солью. Магазина в Острецово не было, и за припасами приходилось ходить за несколько километров. Зина собиралась взять с собой только Борьку, а меня оставить дома. Я, конечно, запротестовала.
– Почему это Борька идёт, а я нет?! – воскликнула я, топая ногой. – Я тоже хочу в Дерева!
– Ты ещё маленькая, – ответила Зина. – Дорога длинная, устанешь.
– Не устану! – упрямо твердила я. – Я буду себя хорошо вести.
Зина вздохнула, но, несмотря на все мои причитания, всё же решила оставить меня дома.
Они с Борькой вышли во двор и закрыли калитку. Я осталась одна. Обида и чувство несправедливости жгли меня изнутри. От слёз всё передо мной расплывалось размытыми пятнами. Я подбежала к окну, встала на лавку и начала барабанить кулачками по стеклу.
– Зина! Борька! – кричала я. – Возьмите меня с собой!
Но через стекло я видела, как они уходили, не обращая внимания на мои крики. Я продолжала стучать по стеклу и, видя, что ни Зину, ни Борьку это не трогает, наконец с размаху ударила по нему кулаком.
Стекло не выдержало – раздался оглушительный треск, осколки ледяными брызгами разлетелись во все стороны. Один из них впился мне в ладонь, и пульсирующая боль пронзила руку. Я вскрикнула от неожиданности и испуга, глядя на ярко-алое пятно крови.
Зина, услышав грохот оконного стекла и мой вопль, бросилась обратно. Увидев меня посреди осколков, она очень испугалась.
– Женька! – вскрикнула она, подбегая ко мне. – Что ты наделала?!
Она быстро осмотрела мою рану, вытащила стекло и перевязала руку платком. Её пальцы дрожали, а в глазах стояли слёзы.
– Что я матери скажу?! – прошептала она, глядя на разбитое