играла свою роль идеальной, заботливой невесты – и попыталась нарушить тягостную тишину:
– Уильям, все прошло просто замечательно! Ты был великолепен! Все были в восторге от твоей речи! Мы собрали рекордную сумму для фонда!
Я резко затормозил на обочине, чуть не вылетев на встречную полосу, развернулся к ней и, еле сдерживаясь, процедил сквозь зубы:
– Заткнись, блять. Просто заткнись. Не произноси ни слова.
Она отшатнулась, как от удара, в ее глазах, широко распахнутых, появился неподдельный испуг. Маска счастливой невесты слетела, обнажив истинное лицо – испуганной, загнанной в угол жертвы.
– Ты, черт возьми, что себе позволяла весь вечер? – зарычал я, не в силах больше сдерживать бушующую внутри ярость. – Думаешь, я слепой? Думаешь, я не видел, как ты выплясывала перед этим жирным мешком с деньгами, Ричардсоном? Строила ему глазки, хихикала над его плоскими шутками? Ты, блять, хоть понимаешь, как ты меня унизила? Ты понимаешь, что этот вечер – это моя жизнь, мой чертов шанс заключить сделку, которая спасет мою компанию от краха, и ты чуть все не просрала своей дешевой, вульгарной клоунадой?!
Я не мог остановиться. Злость, как гной из застарелой раны, вырывалась наружу, обжигая, отравляя все вокруг.
– Ты думаешь, тебе все можно, потому что ты красивая? – продолжал я, мой голос дрожал от ярости. – Думаешь, я буду закрывать глаза на твои выходки вечно? Да пошла ты на хуй, Элиза! Ты просто кукла! Красивая, изысканная, дорогая кукла, но… пустая! Бездушная! И я, похоже, был полным идиотом.
Я резко отвернулся, снова схватился за руль, сжимая его до боли, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце. Молчание в машине давило, как тонна свинца. Я завел мотор и резко надавил на газ, оставляя позади огни ночного города. До дома мы ехали в полной, гнетущей тишине, и я знал, что этот разговор, вернее, эта грязная, безобразная вспышка гнева, изменит все. Я не знал, к чему это приведет.
Я паркуюсь в гараже, резко глушу мотор. Элиза не двигается, сидит, словно статуя, смотрит прямо перед собой, словно оглохла и онемела. На улице – идеальная маска счастливой невесты, дома – эта каменная отрешенность, безразличие. Ненавижу оба эти обличия. Выхожу из машины, с силой хлопаю дверью. Она выходит следом, молча, покорно, как тень, идет в дом.
Внутри холодно, неуютно, пусто. Как и в наших отношениях.
Бросаю пиджак на спинку кресла и наливаю себе виски. Двойную порцию. Нужно что-то, чтобы притупить эту кипящую внутри злость, иначе я опять наговорю лишнего. Что-то… что я буду потом жалеть. Элиза стоит у окна, все так же молча, глядя на ночной город.
– Завтра приезжает мама, – бросаю ей, не глядя.
Она вздрагивает, словно от электрического разряда, медленно поворачивается ко мне. В ее глазах мелькает что-то похожее на испуг, тревогу, но быстро исчезает, сменяясь привычным безразличием. Маска снова на месте.
– Что? – тихо спрашивает она, словно не расслышала моих слов.
Делаю большой глоток виски. Жгучая жидкость обжигает горло, растекается по венам, принося