бросило в семантические скитания… Поэтому литература – это то единственное, что меня связывает с культур…
«Эмплозия» попала в сеть давно, и её, широкую, покато сходящую к морде и хвосту, очень сильно пережало, перехватило ячеёй посерёдке спины, как восьмёрку. «Сразу видать, не сиверная, рыхловастая», – подпав под налимий стиль, подумал Андрей. Сгонять нитки к хвосту Леща мешало мякое брюхо, сдвигающееся, набухающее вместе с кольцом сдвигаемой ячеи. Если же стаскивать к голове, нитка зарезалась в чешую. Пальцы у Андрюхи были подмороженные. Изгвазданные в слизи, с чешуиной, врезавшейся под ноготь, они уже начали неметь на студёном ветерке.
– …С культурным контекстом. Пожалуйста, поаккуратнее… Две высшие формы нашего отношения к миру – это приветствие и прощание. Я прощально приветствую и приветственно прощаюсь. Если Вам интересно, я могу процитировать из своего эссе, напечатанного в «Мета-салоне»: «Литература для меня – это нерестилище смыслов и икромётная ирония – сливки умственного и интеллектуального бытия в степени, кажется, встречающейся сегодня нечасто… Меня восхищает Исса Кабаяси и Матеус Дельгадо Кандакан, пишущие не о «жизни», как её принято называть, а обращающиеся к решению своих внутренних философем… Ибо экзистенция состояний есть единственный повод…»
– Давай-ка сюда… Экзистенция… – Андрей освободил рыбинку и сунул в мешок, который всё пошевеливался, привставал налимьим хвостом. Было слышно, как оба повозились, и Экзистенция устроилась поудобнее:
– …Единственный повод для вдохновения… Рад видеть… В новой обстановке… Позвольте завершить: «Кхе-кхе… Безграничие точки в нерести… в неинсти-ту-ализи-рованных формах… – Лещ еле выговорил, – позволяет увидеть интереснейшее из того, что встречается вживе. В литературном процессе происходит демократизация более высокого порядка… А демократия, прежде всего, красива как равноценность любых жизней, если мы позволяем себе такую роскошь, как красота. Взаимная доступность людей и творчеств сегодня достигает небывалой степени. Это то, за что я испытываю тёплую признательность эпохе. Мэри Жёлтый Бык прожила 184 года и…»
– И по сю пору сама ловится, сама потрошится, сама солится и в бочки ло́жится… – оборвал Налим. – А лорды с сэрами да пэрами токо бочки подкатывают… Слыхали мы и не такое… А у тебя роток с ноготок, разле что выкидной. Да ты и на блесну нейдёшь. У тебя губа слаба, тебе и хорошо отпускатца, а большой-то рыбе каково… у ей челюстной аппарат. Тут быват и с одной-то попажи нерьвами изойдёшь, такого наговоришь, а тут эстоль… Ишо и сесси потретны… Хотя всё равно эти ленки-тальмени у меня в максе (печёнке) сидят. Так же, как чавычи все… с кижучами… А мне что нерка, что норка… Что Нюрка, хе-хе… Ценные сорта тоже… Сибирь, я те скажу, пошла от Архандельска. Мы тресковые… А ты будешь пихаться да умничать, скажу кое-кому – и убудешь отседова без оревуару. У его сковородка больша, а коли тебе ширины не достанет, не отходя от сети, прокатат тебе до блинного