, а многие герои реальны. Муромляне же вспомнят и те места, в которых развиваются события, многих их уже нет на карте города, другие по-прежнему можно посетить. Писался данный труд во время длительного заключения, когда при себе у меня были лишь листок, ручка, фантазия и память. Так причудливо я сублимировал свободу, переносясь в детство, где в каждой унылой локации находил развлечение для своего воображения. Я пытался описать каждый период своего взросления, пробовал разные сюжетные перипетии. Пусть вас не удивляет повествовательный слог. Отчасти это пародийные высокопарности, заимствованные у авторов прежних эпох. Первый рассказ «Путешествие из Вербовского в Муром» лишь задает настроение всему литературному альманаху, своего рода вступление. Повесть «Виоленсия» уже приобретает сюжетные метаморфозы. Это еще не дробление сценария, к которому я приду позднее. Это замысловатая 6 или 9, в которых сюжет, оказывается в своеобразной петле, пытаясь выскочить на развилке. Работа над этой повестью была сродни интеллектуальной игре с самим собой. И наконец третья повесть «Это Муром! Муром!», в которой я уже пришел к своей творческой идее, которую планирую придерживаться. На дробление сценария, с последующими ветвлением и пересечением, меня навели квантовые теории. Сюжет выстроен в виде треугольника, где три сюжетные линии меняются сторонами и углами. Наверное, правильнее было назвать мое произведение «Муромские квантовые перемещения». Работа над ним была уже не игрой, но настоящей головоломкой. Вещь авангардная, чего-то подобного мне самому в литературе не встречалось. Множество писано книг о параллельных мирах, но я еще не встречал по-настоящему хитроумных попыток их пересечения, где один мир косвенно вмешивается в другой. Я это попытался воспроизвести и обыграть на примере «Это Муром! Муром!». Предупреждаю, литературный стиль и замысловатый сюжет многим будут сложны для прочтения, но на мой взгляд сложность и делает слово и мысль искусством.
ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ВЕРБОВСКОГО В МУРОМ
Так случилось в тот неслучайный час, летний и сухой, когда меня застиг автобусный перерыв. Об этом возвестила мне икарусная гармонь1 с надменной миной водителя и табличкой из уплотненного картона с лаконичным «обед». На этом можно было бы и закончить. Однако, спешу признаться, как обычно и бывает в жизни, мне стал ясен вердикт еще до момента его констатации, еще когда этот транспортный манжет (кто шил, метафору оценит) появился вдалеке из-за поворота. Тогда я успел оценить прозрачность его профиля, теперь «обед» сделал его пустоту объясненной. И еще раньше, когда завидел обезлюдевшую остановку без привычных пожилых тележек. Более того, я заблаговременно осведомлен баушкой Лизой, своими глазами видел газетную вырезку с расписанием маршрутов 9, 6А и 6Э, буквенные обозначения которых до сих пор остаются мне неведомыми. И я все равно поперся на остановку, считая, что мое везение увесистее сухой печатной информации.
В этот раз объективные обстоятельства одержали верх, в будущем они сильно уйдут вперед в нашем непримиримом гандикапе, а ставки будут несравненно выше, но сейчас я еще юн, если не сказать мал. И мне предстоял выбор – вернуться к баушке Лизе на щите или тронуться в путешествие, полное вдохновенных дум и лелеемых взглядом мест, кои я не успевал усозерцать в автобусной толчее средь дизельных паров и скрипов резиновых стыков. В случае если пыль дорог меня утомит, это случится задолго после обеда венгерских гусениц, и свой путь я завершу на них верхом. Итак, я тронулся пешком, пока раздумья не развернули мои мысли, а те в свою очередь – мои ноги.
Я двинул в сторону автобусных обедов, а ведь он мог добросить до автопарка, по всей видимости, чересчур голоден, чтобы тормознуть. За спиной остался оповестительный столб цвета морской волны с черным названием поселка особой терминологии – ботанико-агентурной. Место, где шпионов склоняли к перебежничеству, привязывая к стульям и заставляли глотать почки вербы, которая произрастает в утробе подобно паразиту и особо несговорчивых разрывает, словно кокон, по мере созревания. Мысль, что этот столб вперил свои черные буквы в мою спину ощетинила мои плечи, хоть я покамест и был вне подозрений. Однако мое нежданное пешеходство определенно внеслось в заметки. Что ж, я пытался не вызвать пристальности, стараясь расслабиться насколько мне по силам. Но стараться и расслабиться глаголы несовместимые, пусть в сочетании очень распространенные. Про себя причитая «хоть бы», в моей причудливой фантасмагории воцарилась темень, в ней я тщетно искал укрытие от этого хищного фонаря, но он неизбежно меня обнаруживал в кюветах и на ветвях. Я резко ринулся на другой тракт сквозь просеку, прочь из зон видимости. Не подавать же себя на блюдечке в застенки чекистов. Много позже в температурном бреду я боялся пресловутой проросшей вербы в моем чреве. Вспоминая родной поселок содрогаюсь от его раскидистых аллей, по ночам стонущих по-человечьи.
Я свернул на проселочную кайму, обрамлявшую подсолнушье поле, чье многоокое существо вмиг вперилось на нежданного появленца. Под дождями и зноями, эти словно сошедшие со страниц Лавкрафта2 пришельцы, томились на своем тесном ареале в своем желтом ореоле. Их изможденный вид пусть не сбивает