от руки, почерком истинного врача. Этот папирус можно выкинуть в помойку, ибо такой наклонный забор, не содержащий никакой удобочитаемой информации, я могу изобразить самолично. Следующее. Дата. На документах значится 20 октября. Я совершенно точно помню день рождения друга, на нем мы гуляли 16 числа. Утро следующего дня я тоже могу вспомнить. Оно было ровно таким, как всегда. Я встала, совершенно трезвая, без последствий от вчерашних возлияний, и принялась убираться в квартире. Собрала посуду, подмела пол, вынесла мусор. Муж с ребенком ушли в садик без моего в этом участия. Они в кое-то веки дали мне поспать. Так. И все. Не хватает вечера 17 и первой половины 18 октября. Вот незадача.
Глава 3
Солнечное утро плавно сменилось обычным тусклым серым днем. За окнами ветер теребил предпоследнюю листву. Деревья в желто-красных сарафанах кланялись друг другу. Иногда они шевелили в воздухе ветками-пальцами, как делают пианисты, пытаясь вспомнить ноты мелодии, и такой же у самых стройных из них был задумчиво-отрешенный взгляд в пространство. Накрапывал дождь. На такую погоду приятно смотреть из теплого дома. Оттуда, где тебя любят. Понимают ли деревья смысл слова «неизбежность»? Страдают ли они от мысли, что зима все равно придет, как бы они этому не сопротивлялись? Хотят ли они куда-нибудь сходить, например, в кино, посмотреть другой мир, за пределами того квадратного метра, где они выросли? Наверное. Наверное, когда мимо них проезжает машина или проходит человек, для них это целое событие. Они потом обсуждают его годами, вспоминая подробности и слова, сказанные при них. Соревнуются ли деревья в том, кто выше вырастет?
У меня под окном в детстве рос тополь. Раскидистый такой, монументальный. Весной он благоухал неземным ароматом свежести. И тогда я наблюдала появление на его ветвях почек, затем листочков, потом с него начинали сыпаться сережки, похожие на серых гусениц. В июне летний ночной фонарь направлял на него свой желтый луч, освещая часть веток, осыпанных серебристой зеленью. Листья шептались с ветром. Дождь стегал его нещадно, но лишь только мог его украсить, сломить – нет. Годы проносились мимо, а мы так и смотрели друг на друга, я с высоты восьмого этажа, он с высоты прожитых лет. Однажды, случилось непоправимое – работники жэка пришли и спилили его, так как он начал угрожать обрывом проводов. Из остатков его пня на следующую весну побежали тоненькие побеги, много–много. Но их тоже обрезали. Мне было больно, прям до слез. Победа рациональности над тем, во что вкладываешь душу. Жесткая победа, с пилой и топором. Знали бы работники ЖКХ, что в нескольких среднеазиатских странах бытует обычай: при рождении сына отец рассаживает тополя, чтобы тот, когда возмужает, из выросших деревьев построил себе жилье. Современным жителям мегаполисов стоит засевать свои поля бетонными чушками.
– Здравствуй, солнышко.
Я вздрогнула – слишком глубоко погрузилась в раздумья о своем прошлом.
– Забери меня отсюда, пожалуйста! – почти театрально взмолилась я.
Под нами неспешно заструилась лесная дорога. Шины музыкально шуршали