светом мобильника, стоявшего на зарядке; когда глаза привыкли к полутьме, она разглядела недопитую бутылку красного вина и два бокала. «Ого, – подумала она, – Лиза, судя по натюрморту, нашла себе кого-то». И действительно, Лизина голова лежала на плече какого-то парня. «Вот тебе и тихая Лизонька, непонятно только, зачем она сюда его привела… А, я же сама сказала, что меня до утра не будет», – улыбнулась Полина и сделала несколько шагов вперед.
Тут в ее груди ёкнуло, сердце, как акробат, несколько раз перевернулось вокруг своей оси и воткнуло под ребро острую спицу.
Это было Валерино плечо.
От шока у нее пропал дар речи. Резким движением она сорвала одеяло.
Представшая картина была странной, но очень выразительной: Лиза лежала, закинув на него ногу и руку, головой на его плече, абсолютно обнаженная, как Ева. Он лежал на спине в немного неестественной для сна позе, полностью одетый, включая джинсы и свитер, и напоминал утомленного спящего геолога.
Предательница, проснувшись, смотрела на нее округлившимися от ужаса глазами, предатель даже не проснулся.
– Чтобы завтра же тебя здесь не было, убирайся вон, ясно? – прошипела Полина и вылетела из комнаты, из парадного, из такой счастливой мгновение назад жизни.
Она бежала куда глаза глядят, а потом, наревевшись и совершенно выбившись из сил, шла, и шла, и шла, не разбирая дороги. Как он мог так с ней поступить? Как она могла с ней так поступить? Черное предательство на ровном месте, любимый и лучшая подруга, сила удара была такой, что ее физически мутило.
Все любимые люди меня уничтожают, почему? Что со мной не так? – терзала она свою израненную душу. – Неужели меня просто нельзя любить? Что за проклятие на мне? Дура! Какая же я дура! Развесила уши, размечталась о долгой и счастливой жизни, нет никакой долгой и счастливой, есть только страдания и бесконечная боль! Уеду, уеду хоть куда, хоть в горы, хоть в лес, вся эта любовь – это болезнь, наваждение, в этом мире реальна только боль, вот она, вот ее сколько, сколько еще ее будет? Сколько нужно еще выдержать?
Светало, и она, выжатая и перемолотая, спрятав себя под скорлупу безразличия, развернулась и отправилась назад, в ту страшную комнату в мансарде. По пути она заблокировала обоих везде, где могла, теперь при всем желании эти чудовища не смогут с ней связаться, никогда и никак!
Днем, дойдя наконец до своего жилища, она медленно поднялась на самый верх. Комната была такой же, как вчера, только вино со стола убрали. Кроме нее в комнате не было никого. Она, не раздеваясь, упала на постель, и ее сознание провалилось в темноту от усталости и горя.
8
Полине казалось, что ее облили нефтью, черной, липкой, несмываемой жижей, которая, к тому же, самовоспламенялась при малейшем воспоминании и сжигала всё, что ей с таким трудом удалось отмыть от грязи предательства.
Она совсем перестала есть: если в моменты полного бессилия она с отвращением впихивала в себя что-то съестное, ее тут же начинало тошнить. В один из одинаково