которые хранились в ее семье как реликвия полвека, так как никто не решался их распечатать, что было страшной ошибкой, поскольку, когда через десятилетия наследники все-таки открыли коробку, они обнаружили рассыпавшуюся в пыль труху, а не легендарный табак.
Однажды между парами, проходя по дубовому настилу галереи кафедры истории коммунизма, она увидела его.
Длинного, долговязого и трогательно ушастого. Его улыбка и обаяние были подобны тепловому удару, от неожиданности она едва успела присесть на скамью, так как ее ноги предательски подкосились.
Ее резкая и острая влюбленность была похожа на наваждение, она тонула в его глубоких глазах, теряя голову от одного только взгляда. Он, заметив это, признался, что давно чувствует то же самое, и эта взаимная любовь обрушилась на них, как лавина.
Они бродили ночи напролет, он дарил ей цветы с клумбы и читал стихи, таскал пластинки Битлов и бесконечно шутил, улыбаясь своей лучезарной улыбкой; она была без ума от него.
Она против воли родителей вышла за него замуж, согласившись на бесконечные скитания по общежитиям и студенческим столовым. В огромной любви у них родилась дочь, им было трудно в быту, совмещать учебу и уход за ребенком оказалось непросто, но она чувствовала себя счастливой, растворяясь в ежедневных заботах о любимых.
Но, как повелось еще от начала времен, за большим счастьем словно на привязи тянутся горе и беда.
Она поймала его на измене, глупой, черной, необъяснимой; ее мир с грохотом и пылью обрушился на землю, в один миг ставшую ледяной и одинокой. Получив невероятно болезненный удар судьбы, она чувствовала себя раздавленной; шел второй месяц ее второй беременности, но она решила, что ребенка не будет, и сделала аборт.
Операция была полулегальной, по большому знакомству ее властного отца; он сам привел ее к врачу, укоряя единственную дочь за глупость и за то, что она не прислушалась к его мнению при выборе кандидатуры мужа. Послеоперационные осложнения были страшными, ее пришлось отправить в центральную больницу, чтобы спасти ей жизнь. Больше детей она иметь не могла.
Несмотря на это, семья не дала ей уйти от мужа, и жизнь потянулась, словно одиночное заключение в промерзшей насквозь камере: она воспитывала дочь и обихаживала человека, который сжег ее душу.
Со временем ее муж добился положения и финансового успеха, сумев вовремя сориентироваться на обломках огромной страны, и полностью погрузился в новые товарно-денежные отношения с такими же, как он, беспринципными чиновниками и бандитскими авторитетами, которые растаскивали и торговали всем, поскольку большинство заводов и фабрик оказались брошенными, просто приди и возьми, если у тебя хватит сил и лихости. По вечерам, собираясь в дорогих ресторанах в обществе себе подобных, они кичились друг перед другом, кто больше продал «родины» сегодня.
У нее было всё, чего не могли позволить себе обычные женщины.
Она чувствовала в себе огромный неиспользованный потенциал материнской любви,