– божий одуванчик на себя, глаза тут же полезли из орбит – весила бабка изрядно!
– Кости. Кости… – стонала бабулька. – Старая станешь, так же поправишься: с виду худа, а внутри добра – что говна. И откуда что берётся?
Катька через натугу прыснула, не рискуя хохотать: «Говна! В туалет надо ходить – почаще!».
Двигалась бабка медленно. Пока дошли до процедурной, Катька узнала, что старушку зовут Евдокией Васильевной, что вот уже два года как ей идёт девятый десяток, что завещание она составила племяннику:
– Всё ему: и квартиру, и гараж, и деньги, что скопила. Пусть похоронит только. А там уж как совесть ему скажет: захочет поделиться с кем из родных – пущай делится. А на нет суда нет. Что уж тут.
– А чего не детям? – Катька изнемогала под тяжестью бабкиного тела, всё больше наваливавшегося на неё.
– Так нету, – у процедурного кабинета Васильевна остановилась. – Захочешь, так расскажу попозже. Мне тут, видать, и помирать придётся. Сколько-то времечка будет – расскажу, – за уколом она хотела зайти в кабинет самостоятельно, без юной сопалатницы, но не смогла: – Вот как оно, видишь? Ноги уже из-за спины не держат.
Катька выдохнула: «Ну, перхоть!» А вслух сказала:
– Ладно, вперёд! – и задом открыла дверь, чуть не снеся медсестру, собиравшуюся на выход.
– Да!.. Твою!.. – медсестра не сдерживала эмоций. – Чтоб!..
Впрочем, Катька тоже решила не сдерживаться. Тем более обслуживающий персонал – это вам не две залётные пьянчуги.
– А я чё, за вас всех таскать должна? На своём горбу? Детям вообще работать нельзя! Это ваша обязанность! Маме позвоню – пусть жалобу на вас напишет! И за мат тоже!
– Да пусть пишет! – взъелась медсестра, но под взглядом Васильевны поникла и закашлялась. Потом разрешила, остывая – Ладно, заголяйтесь. И на будущее: не опаздывайте, я уже пять минут как закрыться должна была.
В процедурном даже не пахло – воняло процедурами. Катька была рада, что укол медсестра сделала моментально. Возмущалась только Евдокия Васильевна:
– Помедленней бы, а то ведь как насквозь! А больно – аж дыхание спирает…
До палаты они добрались еле-еле: бабка задыхалась непонятно отчего, а Катька – от тяжести бабкиного тела. На кровати свалились вместе: одна сидя, другая лёжа – каждая на свою.
Почти тут же зашёл врач. Не один. Его сопровождали двое – оба в накинутых на одежду серо-белых халатах. Все трое подошли к автоводительницам, к их кроватям.
– Можете забирать, – махнул на них врач – уже другой, не вчерашний. Он был солиден, имел профессорскую бородку, очки в толстой оправе. – Только порезы и ушибы. И очень, – врач сделал упор на этом слова, – оч-чень высокая степень опьянения. А сегодня – похмелье. Головушки болят. Но, – «профессор» развёл руками, – поболят и перестанут. Хотя… – он немного призадумался. – Их ведь в СИЗО?
– Туда, – качнул головой старший из двоих, и Катька поняла, что это полицейские.
– Я надеюсь, они там в медкабинет попадут, а не сразу в камеру? – врач киношным жестом поправил очки – указательным пальцем правой руки поднял