у двери, только ухватившись рукой за металлическую ручку. Он боялся, что еще немного старушечьих усилий – и ручка оторвется от двери вместе с шурупами.
– Очередь! – закричали старухи, словно опознав в Худолее давнего своего и ненавистного врага. – Куда без очереди?!
– Кто последний, я за вами? – спросил Худолей, обернувшись.
– В очередь! В очередь! – Старушечья масса заколыхалась, надвинулась на Худолея. На какое-то мгновение ему стало попросту страшно: искаженные яростью лица были совсем рядом, все они орали, показывая редкие зубы, железные челюсти, какие-то розовые провалы внутрь организма.
– Я на минутку! – беспомощно пропищал Худолей.
– Мы все на минутку! – было ему ответом.
– Я из прокуратуры!
– Мы все из прокуратуры!
– Я по поводу убийства!
– Мы все по поводу убийства! – жарко дохнула на Худолея старушечья масса, продолжая оттаскивать, оттирать его от двери, за которой сидел начальник.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось, но Худолей, рванувшись из последних сил, сумел ослабить хватку цепких, когтистых пальцев, чуть приоткрыл дверь в кабинет, протиснулся в образовавшуюся щель и тут же, захлопнув за собой дверь, набросил на петлю крючок.
И только тогда повернулся к столу.
За столом сидела полная женщина с дымящейся сигаретой и тяжелым усталым лицом. На Худолея она смотрела совершенно спокойно, может быть, даже с некоторым пониманием. Больше никого в кабинете не было, и это озадачило Худолея – он полагал, что увидит здесь такую же толпу, от которой спасся минуту назад.
– Прорвался? – спросила женщина низким сипловатым голосом.
– Еще не уверен, но похоже на то. Мне казалось, что меня тащат в преисподнюю, – жалобно усмехнулся Худолей.
– Хх, – ответила женщина, что должно было, видимо, означать смех, – я каждый день там бываю. С утра до вечера. И ничего, пока удается выкарабкиваться. Хотя я в этом уже не уверена.
– Мне казалось, что тут у вас полно народу.
– Нет, я решила немного подумать.
– О чем?
– Как жить дальше… Мне не нравится такая жизнь, – она кивнула в сторону клокочущего коридора. – Мне захотелось другой жизни. Где море теплое, песок и пляж.
– Март, вода еще холодная.
– Я подожду, – сказала женщина и, с силой раздавив окурок в тарелке, которая стояла перед ней, подняла на Худолея глаза уже с некоторым смыслом, некоторым выражением. – Номер?
– Чей?
– Ваш.
– Мой номер восемь, когда надо спросим, – ответил Худолей неожиданно подвернувшейся детской присказкой.
– Смешно, – кивнула кудлатой головой женщина. – Надо будет запомнить. Но я спрашиваю номер квартиры и дома.
– Там, где я живу?
– Мне безразлично, где вы живете и с кем. Ведь вы пришли ко мне по квартирному вопросу?
– Да, меня интересует семнадцатая квартира этого дома.
– Понятно.