Семёну – большой каменный дом, раскалённая докрасна печь, и толстое шерстяное одеяло… Всё, однако, оказалось гораздо прозаичней.
В сумерках ускользающего дня, целеустремлённо пройдя по дачному, опустевшему на зиму, посёлку, Витёк уверенно толкнул заскрипевшую калитку. По мягкому настилу из опавших листьев они прошли в угол участка, где в зарослях кустарника Семён с удивлением обнаружил вагончик-бытовку.
С крыши, небольшой коричневой тучкой, шумно вспорхнула стайка воробьёв, мгновенно исчезнув среди деревьев.
– Я здесь уже третий год зимую… – прошептал Витёк, деловито возясь с замком. Тот сердито щёлкнул. Витёк тихонько надавил на дверь плечом, и через пару секунд, в сереющем свете осеннего вечера, Семён разглядел узкую кровать, стол и две табуретки.
– Ну, вот, располагайся! – весело бросил Витёк, ставя в угол большую челночную сумку с пожитками. – Будь как дома… Бог даст, перезимуем, а весной опять на просторы родины!
– А хозяева где? – Семён, опасливо озираясь, присел на краешек кровати, покачался вверх-вниз. – Не загребли бы…
– А кто его знает! Говорю ж тебе, третью зиму здесь обитаю. Может, померли, а может, на хрен она им нужна, дача эта! Одно название… Да успокойся ты, ну придут… может быть… ну дадут по шее, так что, впервой, что ли? Оботрёмся, да дальше пойдём…
Так рассуждая, Витёк не забывал о деле. Стёр толстый слой пыли с грубо сколоченного стола, выложил торжественно пару банок консервов «Бычки в томате», бутылку мутной самогонки, хлеб, большую круглобокую луковицу.
– Живём, а, Сёмка? – подмигнул он, раскрывая перочинный нож. – Спать будешь на кровати, а мне здесь, у печки привычней.
Пока Семён оглядывался по сторонам, Витёк присел на корточки, разгрёб пыльные, слежавшиеся тряпки, и обнаружилась ещё одна кровать, но почему-то без ножек.
– Света тут нет. Да он нам и без надобности. Без него спокойней… И людям интереса меньше. Телевизор нам с тобой ни к чему, а света и от печки хватит. Курить – кури, только окурки в банку кидай, на окошко занавеску пристроим, а стакан ты и так мимо рта не пронесёшь. Главное – дровишек запасти… это мы завтра спроворим, топор под вагончиком лежит…
Витёк растапливал буржуйку, и говорил, говорил… Трещали в печке поленья. Дрожала на стене тень Витька, то съёживалась, то разрасталась, занимая часть потолка, и опять уменьшалась в размерах, будто испугавшись чего-то.
Тепло властно растекалось по вагончику, заполняло его нежной истомой, накрыло Семёна не хуже шерстяного одеяла, и, когда Витёк сел устало за стол и потянулся к бутылке, Семён уже крепко спал.
Всё это вспомнилось Семёну, когда он, неуклюже взмахивая руками, ковылял по грязи просёлочной дороги, выходящей на окраину города.
Вчера пригрело ненадёжное весеннее солнышко, но за ночь слегка подморозило вновь, и теперь Семён чертыхался, скользя по налипающей на ботинки, рыжей глинистой слякоти.
Витёк подняться с кровати не смог, болел,