искрами. Один крупный уголек отскочил на голый пол и дымился. От него потянуло гарью. Испустив струйку дыма, потух. Говорят, что если из печки вечером выстрелит уголек, то на следующий день быть с добычей. Со светлыми надеждами и заснули.
Собачка скулила в ухо, тыкалась мокрым носом, шершавым языком лезла в лицо.
Подъем! Вскочили, распахнули дверь – ослепило белой чистотой, не тронутой, пушистой, легкой. Ночью добавило снегу, привалило старые следы, выровняло рельеф. Матрос нырнул в снег, расчихался, покрутил головой, прижался к углу избушки и унесся за плотину. Пару раз взвизгнул, подал ясный звонкий голос. Перебежал и залился нескончаемо на одном месте.
– Сбегай – посмотри! Возьми мое ружьишко! – Василий подал мне одноствольную ижевку, тридцать второго калибра.
– Белку лает, уже кормится!
На сосенке действительно сидел серенький зверек, неспокойно перебирал лапками, пушил отдающий краснотой хвостик. Кисточки ушей подрагивали, мелькал белый животик. Обошел дерево, выбрал место для стрельбы, так, что бы не попортить шкурку. Виднелась только мордочка – по ней и выцелил. Негромкий выстрел утонул в снегу. Белка некрасиво сорвалась с ветки и, не долетев до земли, очутилась в зубах собаки. Та бросила зверька и прикусила тушку. Потыркала его носом и заулыбалась мне:
– Давай лапки!
Ножом отрубил четыре лапости (ступни) – Матрос хрумкнул и унесся, вихря снег. Вернулся к избушке. Василий уже собрался.
– Бери ружье и давай догоняй! Рюкзак я собрал. По реке побегу.
Накинул телогрейку, на ходу приложился к банке со сгущенкой, ружье в охапку и, прикрыв дверь, поспешил за напарником. А собака уже опять лаяла. После ночного снега мороз спал, ветра не было, погода самая для белкования. После морозов белка может кормиться весь небольшой световой день без перерыва. Решили поохотиться вдоль реки, заодно проверить капканы, поставленные на норку.
Шишка уродилась и на сосне и на елке – белка жировала, Матрос был в ударе. До обеда добыли штук пятнадцать, собачка только успевала лапками хрустеть. Снег не высокий, легко ложился на́сторону от следов, идти по руслу в радость. Отошли километра четыре, по берегу обходили частые перекаты. Матрос иногда выбегал на берег – нас проверить и скрывался в пойменном лесу в поисках очередного зверька.
У длинной промоины на снегу четкие следы выдры – четверка лап и борозда от хвоста – может моя знакомая? Следов детенышей не видно, да вроде и след крупнее, чем у моей. Сползла в воду. За поворотом слышался шум переката, пошли осторожней. Василий шел впереди и неожиданно присел.
– Иди сюда – поманил меня рукой.
Почти на четвереньках подкрался к нему и увидел выдру. На краю забереги она расправлялась с небольшой рыбиной, и ей было не до нас. Мы себя ничем не выдавали. Вдруг с берега в вихре снега к зверю метнулся наш пес. Выдра бросила остатки добычи и сползла в пенную