сестры, – чокаясь с ней, добавила Танаис.
– Ну, пока что Любовь ведет себя как самый обычный ребенок: очень много ест, очень много спит, часто плачет и расписывается на пеленках, так что говорить о ее великом будущем, по крайней мере, преждевременно, – улыбнулась Коринна и стала делить торт на шесть равных частей.
– Ставлю сто против одного, что на завтрашнем турнире победит рыцарь Магнус. Он находится в отличной форме и в этом году не потерпел ни одного поражения, – сказала Танаис.
– И это сделало его заносчивым и неосторожным. Он так уверовал в собственную непобедимость, что совсем перестал упражняться. Увидишь, первый же противник выбьет его из седла одним щелчком, – возразил ей Ставер.
– Что ставишь?
Мария хмуро усмехнулась и негромко сказала, обращаясь к Коринне:
– В жизни не слышала более содержательной беседы…
– Ты чем-то недовольна, дорогая? – спросила Танаис.
– А чем, по-твоему, я должна быть довольна? Разве такой ты была, когда я полюбила тебя? И разве полюбила бы я тебя такой? – с горечью ответила Мария.
– Я не совсем поняла, в чем заключается моя вина, – медленно и тихо произнесла Танаис. – Я понимаю, что тебе не нравится обыденность наших дел и разговоров, но ты пойми и то, что человек не способен постоянно жить на вулкане. И с этим нужно смириться.
– Я никогда не смогу смириться с этим, потому что никогда не смогу забыть, как весело, счастливо и беззаботно жили мы в минувшие дни! – гневно воскликнула Мария и вышла из гостиной, громко хлопнув дверью.
– В чем-то она права, – некоторое время спустя после ее ухода произнес Глеб. – Иногда мне безумно хочется подраться…
Ему никто не ответил.
Прошло полгода.
Лежа на диване, Ставер читал «Полигимнию» Геродота, когда в дверь его комнаты тихонько постучали.
– Входи, сынок, – вставая с дивана, произнес Ставер, и в комнату вошел прелестный мальчуган лет семи на вид. Черноволосый, как отец, и синеглазый, как мать, он унаследовал редкую силу Ставера и необыкновенную красоту Коринны, и ростом, статью и пригожеством далеко превосходил даже восьми- и девятилетних детей.
– Папа, мне нужно кое о чем тебя спросить, – не по-детски серьезно начал он, усаживаясь на диван рядом с отцом.
– Слушаю тебя.
– Скажи, для чего рождаются люди?
– Чтобы жить, – улыбнулся Ставер.
– А живут для чего? Чтоб умереть?
Ставер озадаченно посмотрел на сына и спросил в свою очередь:
– Где ты набрался этого вздора?
– Это не вздор. Люди ведь умирают. Почему?
– Это трудно объяснить. Еще труднее – понять. И совсем невозможно – примириться.
– Объясни. Я попытаюсь понять.
– Если бы люди не умирали, прекратилось бы развитие, и все застыло бы навсегда в каких-то определенных и неизменных формах.
– Ну и что?
– Мир существует только потому, что способен изменяться.
– Значит,