жить, а кому – умереть, он впервые понял, что значит – быть Богом, и пожалел Его.
Они смотрели на него как на Мессию, и он понял, что уже никогда не сможет забыть эти глаза, каким бы справедливым и правильным ни было принятое им решение. И он пожалел и их, и себя.
Он снял с мачты старика и мальчика лет тринадцати, сказав остальным:
– Я вернусь… – но и он, и они понимали, что им не дождаться его возвращения.
Доставив спасенных на берег, он положил их рядом с матерью и дочерью и снова нырнул в набегавшую волну.
Доплыв до мачты, он не нашел там никого.
Солнце уже встало над горизонтом, но взбаламученная штормом вода утратила прозрачность. Ставер погрузился на глубину, и то, что он увидел там, едва не заставило его повернуть обратно.
Несколько десятков утопленников танцевало вокруг мачты затонувшего корабля какой-то жуткий танец. Трупы медленно вращались и плавно покачивались, подчиняясь таинственному ритму подводного течения, и в их широко раскрытых глазах Ставер прочел немой упрек.
Целый день он доставал утопленников со дна и доставлял их на берег, где женщина, мальчик и старик предавали мертвецов земле. Когда последняя жертва кораблекрушения была погребена, оставшиеся в живых возблагодарили Господа за свое спасение и помолились за всех, кто в море.
Глеб остановился перед изящным храмом и восхищенно прицокнул языком.
– Нравится? – спросил у него за спиной старческий голос.
– Умели древние строить! На века! – ответил Глеб и обернулся.
Старик, которого можно было счесть ровесником храма, наблюдал за ним с едва уловимой улыбкой.
– Этот храм не так уж древен, как это кажется… За полвека до рождества Христова полчища гетов сравняли древнюю Ольвию с землей… В течение многих веков только заброшенные руины напоминали случайному путнику о том, что некогда на этом месте находился богатый и процветающий город… Этот храм, как и многие другие строения, был возведен уже на моей памяти… Воистину, Ольвия возродилась из пепла, подобно птице Феникс, и стала еще прекраснее, чем была. Но случилось это не по волшебству, а благодаря трудолюбию, мужеству и таланту ее жителей. Недаром решено было вернуть ей прежнее название, ведь «Ольвия» – значит «счастливая».
– Следовательно, счастье рукотворно? – спросил Глеб.
– А как же иначе? Удача – подарок Судьбы. А счастьем, как и несчастьем, и человек, и народ обязаны только себе.
– Вы прожили долгую жизнь. Быть может, вы знаете, что такое счастье?
– Ах, юноша, одна жизнь, даже такая долгая, как моя, слишком коротка для этого… Для людей счастье – это или то, что было, или то, что будет, но почти никогда – то, что есть. Голодный думает, будто счастье – это много хлеба, жаждущий думает, будто счастье – это много воды… Не вытекает ли отсюда вывод, что счастье – это то, чего мы лишены?
– А что вы посоветуете тому, кто мечтает стать счастливым?
– Милый