рынке. Крупные краснобокие яблоки, яркие апельсины радовали глаз. Они с отцом посмеялись, наверно, ползарплаты истратила на фрукты, ведь они стоили недешево, от четырех-пяти рублей за килограмм. А о сгущенке и тушенке и речи нет, по большому блату до сих пор достают. А главное, мама отправила плитку настоящего зеленого чая. Это было настоящее богатство.
И сейчас Римма сварила зеленый чай. Она заметила, как задрожали ноздри у свекрови, учуяв запах чая, поэтому она поставила перед нею большую чашку вкуснейшего чая, забеленного густым деревенским молоком. Та приняла чашку и с удовольствием сделала глоток. Римма налила чай отцу и себе, Анютке – молочка, которое она очень любила. Все начали пить чай, с шумом прихлебывая освежающий и бодрящий напиток. Разговор не вязался, все никак не могла начать. Лишь Юрий Будаевич попробовал:
– Вкусный чай, настоящий, век бы пил.
Свекровь и Римма согласились, и на этом разговор вновь прекратился. Свекровь несколько раз порывалась что-то сказать, но никак не могла решиться. Римма, у которой на языке так и вертелся вопрос о муже, все же молчала, помня наказ бабушки Долгор. А Юрий Будаевич предпочел не влезать между ними, все же не совсем чужие люди, должны понять друг друга, найти общий язык. Поэтому он продолжал молча пить чай. Неизвестно, сколько бы продолжался этой немой разговор, если бы не Анечка. Увидев, что у взрослых на лбу появились капельки пота от горячего чая, она громко сказала:
– Утюю, у вас у всех на лбу дождик появился, – и засмеялась, показывая на них пальчиками.
Это неожиданно разрядило обстановку, все тоже рассмеялись, заговорили о погоде, о новостях. Потом Анютка ушла к себе в комнату, Юрий Будаевич тоже нашел какой-то предлог и ушел на улицу, и свекровь решилась наконец начать разговор:
– Римма, я приехала просить прощения перед тобой. Я знаю, ты ни в чем не виновата, лучшей жены моему Мише не найти. Это все мой дурной характер, все не хотелось отпускать сына от себя, думала, ругаться будете, ко мне вернется. А сейчас понимаю, что из того, что ко мне вернется? Я скоро уйду к дедушке, а он останется никому не нужным. Не дай бог сопьется, есть же такие случаи. И виновата буду только я, и оттуда, с того света, уже ничем ему помочь не смогу.
Свекровь шумно выдохнула воздух, видно, тяжело давался этот разговор, нелегко признать свое поражение, но, как и каждая мать, понимала, что нужнее сейчас сыну, вернее кто, как лучше ему будет. Поэтому, затолкав подальше свою гордость, она и пришла к невестке, зная, что сын ее будет счастлив с нею.
– Сын сейчас лежит, молчит целыми днями, когда с ним заговариваю, улыбнется и все, опять молчит. Хорошо, хоть не ругает, – грустно заключила женщина.
Потом опять наступило неловкое молчание. Римма знала, что она ждет ее ответа, но никак не могла справиться с собой, ее начали душить спазмы. Она не держала обиды на эту, совсем другую, непохожую на себя женщину. Она видела, что свекровь говорит искренне, верила ей, но не могла выговорить ни слова. Тогда она просто подошла к ней и обняла ее. Та сначала вздрогнула,