захотелось толкнуть его изо всей силы, чтобы он упал на пол и чувствовал себя таким же униженным.
– Наш староста такой здоровый! – продолжал трещать чертов иностранец на своем проклятом английском. – Мне казалось, что все японцы маленькие. Эй, а это что? – он беззастенчиво ткнул пальцем в частокол шрамов на запястье Кицуне, которые случайно показались из-под рукава, когда парень потянулся за листом, – парочка из них была совсем свежая. – Ты что, вены пытался вскрыть? Все из-за этого мудака, да?
Кицуне в этот момент захотелось не просто вскрыть вены, а сделать харакири!
– Не смотри, пожалуйста! – вдруг заорал он на всю аудиторию и расплакался, выронив из рук только что собранные листы. Впервые ему было наплевать, что все смотрят и осуждают его постыдное поведение. Кажется, этот определенный момент в жизни жертвы идзиме выглядит именно так – унижаться дальше уже некуда.
– Ты больной, что ли? – фыркнул иностранец, которого истерика Кицуне ни капельки не впечатлила – только листы, психопат, разбросал, заново теперь собирать!
Курт наскоро сгреб то, что десять минут назад было рефератом, небрежно бросил это на первый попавшийся стол, бережно поднял Кицуне за плечи и со словами (в кой-то веки на японском языке!): «Все хорошо», – вывел его из аудитории.
Японский демон
– Мартин, когда мы вернемся домой? – вдруг спросил Курт после ужина. Он сегодня был чем-то расстроен и совсем ничего не ел.
Мартин вздохнул, подумав, что у него снова нелады с японским. Или опять в университете травят.
– Я тебе уже сто раз говорил, – вздохнул он и вернулся к электронному письму, давая понять, что не намерен продолжать эту тему.
Курт подкрался сзади и, как ласковый кот, обнял Мартина за плечи своими длинными тонкими руками. Тот не смог совладать с собой и поцеловал его в локоть.
– Ты ведь несерьезно это говорил, да? – мурлыкнул Курт и потерся подбородком о шелковистые волосы Мартина, которые были, как и у него, цвета вороного крыла, только кое-где уже с серебристой проседью.
– Я говорил это совершенно серьезно и повторю еще, сколько хочешь, раз. Мы никогда не вернемся в Манчестер, – ответил Мартин хладнокровно.
– Ну, ладно, пусть не в Манчестер, – продолжал подлизываться этот хитрый чертенок. – А если в Лондон? Или в Ливерпул?..
– Ни в Лондон, ни в Ливерпул, ни даже в Эдинбург.
То, что произошло дальше, Мартина не удивило. Курт резко отпрянул и больно пихнул его в спину.
– Хочешь сказать, мы навсегда останемся в этой ужасной стране? – заорал он, как ошпаренный, в отчаянии схватившись длинными пальцами за свои отросшие волосы.
– Да, – продолжал сурово стоять на своем Мартин, стараясь не отвлекаться от письма.
И когда Курт разрыдался, он тоже бровью не повел.
– Я не могу здесь жить, эта страна меня убивает! – начал кричать тот сквозь слезы. – Я ничего не понимаю на уроках! Надо мной смеются, что я не знаю языка! А эти поехавшие японцы, они меня бесят, меня от них