встряхнуть наши отношения и придумал эту игру, правда? Словно у нас дети, и мы все живём такие, как самая обычная российская семья, да?
Эдик подошёл ближе.
– Любимая, что вы там вчера пили в кафе с подружками? Ты, вроде как не в себе.
– Да ничего я не пила ни с какими подружками! Вера мне вчера вечером сделала ванну с травками.
– Что ещё за ванна, и Вера с травками? Ты куда ходила?
– Да никуда я не ходила! – пропищала Лина. – У нас дома я принимала ванну, в особняке!
На щеках Эдика заходили желваки. Он взглянул на часы.
– Лина, я не понимаю ровным счётом ничего из того, что ты мне тут бормочешь. Я опаздываю. А на работу мне, видимо, придётся идти голышом.
Эдик хотел уйти, но задержался на пороге.
– В последнее время ты сама не своя. Вероятно, это моя вина: слишком много работы. Я думаю нам надо как–то…
– Встряхнуться! – продолжила его мысль Лина. – Дорогой, я знаю! И, поверь, меня ты точно встряхнул сегодня! – Лина нервно засмеялась. – Я уже было почти поверила, что у нас есть дети, что я глажу тебе рубашки и ношу вот такие пошлые ночнушки – Лина потрясла за кружева ночную рубашку. – Где ты её взял, на блошином рынке?
Эдик озабоченно смотрел на жену.
– Ладно, – решил он. – Я вижу тебе серьёзно нездоровится. Лежи, отдыхай, я сам отведу детей в студию. Но чур, заберёшь ты, я буду поздно, – он наклонился и поцеловал её. – Я пошёл.
Лина опешила. Игра в дочки-матери затянулась.
– Не смей никуда уходить! – потребовала она. – Позвони этим своим плешивым соучредителям и скажи, что задержишься. Ты… ты на самом деле хочешь оставить с этими ужасными детьми?
Эдик бросил сочувственный взгляд на жену и вышел.
Лина рухнула на кровать и застыла, глядя в потолок. Он был оклеен белыми обоями, на которых уже отчётливо проступали желтоватые пятна от клея. За стенкой дети ели яичницу и дружно что-то напевали вместе с Эдиком, который зачем-то продолжал изображать из себя заботливого папу.
Неизвестно сколько прошло времени: десять минут или два часа, а Лина продолжала лежать в постели и ждала, что затяжная и такая реальная галлюцинация уйдёт. Но потолок, поклеенный белыми обоями, оставался на месте, и лишь прозрачные тени от оконных рам и тюля с дырчатым рисунком ползли вслед за солнцем по персиковым стенам с легким растительным рисунком, так отчётливо напоминавшим балдахин над её кроватью в особняке.
Лина слушала, как трамваи, проезжающие мимо окон отбивают стальными колесами чечётку на рельсах и гудят друг другу машины, пытаясь протиснуться с двух рядов в один рядом с автобусной остановкой. У неё не было желания встать и подойти к окну. Она ждала, что с минуты на минуту войдёт Эдик и эта нелепая комедия прекратиться.
Лина заочно простила супруга за этот нелепый фарс с детьми, но собиралась попросить, нет, потребовать, чтобы больше этого не повторялось. Наверняка он повёз их не в какую–то хобби–школу, а обратно в актёрское агентство. Надо сказать, юные лицедеи отыграли свои роли на все сто и заработали каждую копейку из своего, наверняка, не малого гонорара – какие талантливые!
– Ох,