Здесь находился потайной ящик с важными документами, лежала шкатулка с ее драгоценностями и небольшой портрет покойного мистера Рида.
Эти последние слова и объясняют тайну красной комнаты, то очарование, которым она была окружена и вследствие которого оставалась необитаемой, несмотря на свою величину и роскошное убранство. Со дня смерти мистера Рида прошло девять лет, в этой комнате он испустил дух, здесь его тело покоилось на смертном одре, отсюда гроб с его останками вынесли, чтобы похоронить в семейном склепе.
Уходя, Бесси и раздраженная мисс Эббот усадили меня на низкий стул, который стоял недалеко от белого мраморного камина. Передо мной возвышалась кровать, направо от меня стоял огромный темный платяной шкаф, полированная поверхность которого слабо светилась в полумраке, налево находились завешенные окна, большое зеркало между ними отражало в себе все мрачное величие этой огромной кровати и комнаты. Я была не совсем уверена, что мои тюремщицы заперли дверь на замок. Наконец я решилась двинуться с места и направилась к двери, чтобы убедиться, заперта ли она. Увы! Ни одна тюрьма не могла быть заперта крепче.
Возвращаясь на свое место, я остановилась перед зеркалом. Мой взгляд невольно приковался к нему, стараясь проникнуть в самую его глубь. Все в этой обманчивой глубине казалось холоднее и мрачнее, нежели в действительности. Я смотрела на странную маленькую фигуру в зеркале. Из мрака резко выступали бледное лицо и руки, беспокойно двигались расширенные от ужаса глаза. Среди полной неподвижности окружающего мое отражение казалось настоящим привидением. Мне пришли на ум крохотные сказочные существа, эльфы или домовые, о которых нам рассказывала Бесси. Они всегда являлись из глубины поросших папоротником лощин и мрачных непроходимых болот и неожиданно показывались взорам заблудившегося путника.
Я вернулась на свое место. На меня напал суеверный страх, но в эту минуту он еще не вполне овладел мной. Кровь продолжала кипеть во мне, я была полна бессильной ярости возмутившегося раба. Прежде чем осознать свое безотрадное настоящее, я должна была справиться с бурным напором мятежных мыслей о прошлом.
Дикая тирания Джона Рида, высокомерное равнодушие его сестер, ненависть его матери, пристрастное отношение слуг – все это поднялось из глубины моего возмущенного сердца, как мутный осадок со дна колодца. За что я должна была вечно страдать, за что меня всегда презирали, всегда обвиняли, всегда осуждали? Почему все, что я делала, было не так? Почему всякая моя попытка приобрести чью-либо благосклонность была бесполезна и безуспешна? Упрямую и себялюбивую Элизу уважали. К дерзкой и сварливой Джорджиане, которая вечно была не в духе, все относились снисходительно. Ее красота, ее розовые щеки и золотистые локоны приводили всех в восхищение и, казалось, заранее обещали прощение всем ее недостаткам. Джону никогда никто не противоречил, его никогда не наказывали, хотя он калечил голубей, убивал молодых цыплят, науськивал собак на овец, срывал все ягоды