необратимо изменилось. Дядя вывел Олега из удела Владимирского, взял к себе в Чернигов, как оказалось, уже не в их отчий, но его – Всеволодов. Держал прочно, не отпуская и на шаг без догляда. Отдалил Владимира, услав далече. Олег понял: для него настали трудные, безрадостные дни.
Накоротке возникла надежда, когда возвратился из похода Владимир и, как прежде, как равного, позвал к себе на обед.
Но горькими оказались яства за той трапезой. Там Олег осознал, что кончилось счастье и нет у него больше самого близкого и дорогого человека. Он был чужой среди своих на том обеде. Брат предал его.
И как ни зорко, как ни цепко держал Всеволод племянника пока ещё в теремном плену, мальчик бежал из Чернигова.
И Степь приняла его, укрыла от погони, сохранила и вывела к брату Роману в Тьмуторокань.
Всё пресеклось, всё переменилось, и только не пресеклась первая мальчишеская любовь к ворогу своему и гонителю – брату Владимиру.
Странно это…
5.
Владимир поджидал Олега, опершись тяжёлой дланью на луку седла.
– О чём задумался, брат?
Олег не смог утаиться:
– О тебе, брат. – И добавил: – О нас с тобой думал.
– Кличь братию на табора. – Будто и не внемля ответу, приказал властно: – Ночуем тут.
Но уже и без клика подъезжала и спешивалась дружина.
День иссякал, и дикое степное солнце, холодное по тому времени года, катилось за ближний курган.
– Чей это? – спросил Мономах, следя за взглядом Олега.
– Романов… Я насыпал в память о брате…
Олег поднялся до света. Чуткий детскый, спавший рядом, вышел из шатра следом, неся на руке чистый полотенец и сливной ковш.
Степь замерла, ни ветерка, ни дуновения, тишь до самых меркнущих звёзд. Только где-то рядом хрумкают сухими травами кони, пофыркивая и вздыхая в потеми приближающегося утра.
Нынешним годом по всей земле держалась осень сухая, солнечная, с летним теплом по самый месяц грязник30, с поздним отлётом птичьих стай, без морозов и снегов до нынешнего лютеня31. Всего и память о зиме – ядрёные утренники с ломкой корочкой льда по сырым грязным озерцам.
Сговариваясь идти в Степь, князья гадали о буранах и снежных вялицах32, о тёплой справе и корме коням. Но шли по днёвкам при солнце, в лёгком платье, а коням – вдосталь сухих духмяных трав вкруг табора в ночных привалах.
Олег прошёл к малому озерцу, обрамлённому густым кустарником, а ближе к лону шумливой осокой и камышом. Нога привычно угадывала стежку в один след. Не обходили этого места степняки, почасту таборясь тут. По всей степи не сыскать слаще и студёнее воды, чем в этом озерце. И степь знает об этом. Не только люди, но и зверьё тропит сюда к водопою. Вот и сейчас метнулся кто-то, вспугнув осоку, – по противоположному берегу гулко застучали копыта. Вепрь, угадал Олег. Брехнула раз-другой лисица, предупреждая сородичей, затаившихся до срока, до ухода людей, может, и им достанется с княжьей трапезы, с людского