после себя духоту, пробуждающую жажду.
Поразительно, как умело старик выкручивается из любой ситуации. Почти неделю ему удается с помощью мальчика, послушно исполняющего указания старшего товарища, оставаться незамеченным и при этом вполне сносно питаться. Кроме пойманной в лесу дичи, которую старик готовит по ночам, спрятавшись в глубине леса, где его или дым костра нельзя заметить в темное время, он умудряется найти какие-нибудь корешки, какие-то съедобные травы и обеспечить пропитанием не себя одного, но и вечно голодного Лешу.
Но, естественно, что мальчик начинает скучать. Ему, уже привыкшему жить в дороге, мучительно трудно проводить дни напролет лежа, глядя на то, как несколько человек снова и снова, выбираясь из своего маленького домика, копаются в земле. Да и одной травой не наешься, а добычи становится все меньше. Последние два дня и вовсе ничего не попадается, а от кореньев и травы начинает болеть живот. Тем хуже наблюдать в бинокль, как эти люди внизу, работающие целыми днями, упиваются водой вдоволь, как едят от пуза, словно назло обедая на улице, чтобы мальчик мог их видеть.
– Да что может случиться? – Спрашивает Леша на седьмой день, не сдерживая злобного недовольства, проявляющегося в его тоне. – Сколько еще на них смотреть?
Фирсэт раздвигает траву, за которой успешно прячется от поселенцев уже целую неделю, рассчитывая увидеть что-нибудь, что поможет ему определить, стоит ли связываться с этими людьми.
– Сколько понадобится. – Сурово отвечает он, не собираясь обсуждать свои планы с ребенком.
– Пфф…
Мальчик обиженно поворачивается в сторону от Фирсэта. Его можно понять. Не каждый взрослый пролежит целую неделю на животе, только ранним утром и поздним вечером получая возможность немного размяться и походить, да и то, горбясь, ведь иначе старик начинает сердиться.
– Зачем я вообще с тобой тут сижу?
Конечно, мальчик говорит от детской злобы, от той, которая не часто встречается у взрослых, от той, которую он неспособен контролировать. И, похоже, старик это прекрасно понимает.
– Ну, ты можешь вернуться домой, если хочешь. – Отвечает он тихо.
Пусть сурово, но в этом мире, где каждый встречный может вдруг пожелать забить тебя насмерть, где встречаются самые отвратительные, самые жестокие создания, где смерть от самой простой болезни, даже от простуды, выглядит не такой уж немыслимой, нельзя позволять ребенку думать, будто у него есть большая свобода. Сейчас он ограничен в действиях и еще долго это не изменится. Пусть обижается, пусть хоть проклинает, но так он хотя бы будет в безопасности, так он хотя бы вырастет. Может быть. Во всяком случае, рядом с Фирсэтом у него есть хоть какие-то шансы дожить до того времени, когда он действительно сможет начать думать собственной головой.
– Ага, конечно. – Огрызается мальчик.
Ответа лучше ему не выдумать.
– Сколько ты видел человек? – Вдруг спрашивает Фирсэт.
– Столько же, сколько