чего странно, подумала я. У всего есть название. Даже у претов – духов, обреченных на скитания и неутолимый голод. И у солдат есть имена, много имен: «красные кхмеры», коммунисты, Khmer Rouge, солдаты Революции.
– Не нужно питать иллюзий в отношении этих солдат, Кхла. – Большой Дядя назвал папу его прозвищем, в переводе с кхмерского означавшим «тигр». – Это же дети.
У меня перед глазами вновь возникла девушка-солдат, которая приставила пистолет к голове старика. Я вдруг осознала: выражение ее лица, когда она спустила курок и посмотрела, как старик упал на землю, не имело названия. Оно не было похоже ни на одну из человеческих эмоций – злость, ненависть, страх, ярость. И сама девушка – не то ребенок, не то взрослая – являлась чем-то неопределенным, существующим и несуществующим одновременно. Словно чудовище из ночных кошмаров.
– Ты ведь понимаешь, что они дети? – Большой Дядя ждал ответа.
Долгое время они молчали, каждый думал о чем-то своем. Радио пело хором голосов:
Прекрасная, славная Революция!
Ты несешь людям свет!
Первым нарушил тишину папа.
– Что мы будем делать? Останемся здесь?
– Нельзя. Рано или поздно они прогонят нас и отсюда.
– Куда же нам ехать?
– Не знаю.
Пение прекратилось, и радио завопило: «Сегодня – день, когда мы освободили народ Камбоджи! Семнадцатое апреля навсегда останется в памяти каждого камбоджийца! Да здравствует Кампучийская социалистическая революция! Да здравствует Организация! Да здравствует Демократическая Кампучия!»
– Я думал, они будут нашего возраста, – пробормотал папа, – или даже старше, и не такие грубые и бесцеремонные.
– Послушай, Аюраванн, – как будто с упреком сказал Большой Дядя, – они не похожи на тех, с кем ты во Франции изучал философию, историю, литературу. – Он внимательно смотрел на папу, пока тот наконец не взглянул ему в глаза. – И на тех, чью непростую жизнь и чаяния ты воспел в своих стихах. Они – дети, которым дали оружие – игрушку, до которой они еще не доросли.
– Но как же то, за что они выступают? – робко возразил папа. – Идеалы, за которые они сражаются?
– А за что они выступают? Разве мы с тобой знаем? Уверен, эти дети тоже не знают. А что до идеалов, не думаю, чтобы они вообще понимали значение этого слова.
Папа ничего не ответил.
На следующее утро я проснулась, резко подскочив на кровати. Сердце бешено колотилось. Старичок умер. Я видела во сне. Ему выстрелили в голову, и кровь была багряной, как утренняя заря.
Глава 6
Мы провели в Манговой Обители несколько более-менее спокойных дней. Пока как-то утром на лестнице не раздался тяжелый топот.
– Они идут, они идут! – закричал с порога смотритель, задыхаясь от ужаса. – «Красные кхмеры» идут!
Папа хотел что-то спросить, но смотритель уже убежал, чтобы предупредить других соседей.
Мы носились по дому, собирая вещи, хватая все, что попадалось под руки. Всё по новой, та же безумная спешка, в какой мы уезжали из Пномпеня. На раздумья и споры